САМАЯ ОБАЯТЕЛЬНАЯ УЛЫБКА ЖУРНАЛИСТСКОГО ПОДПОЛЬЯ

---

Bartholomew Ray  |  Бартоломью Рей
— Ты уверен, что все это правда?
— Я уверен, что все это журналистика.
- Терри Пратчетт "Правда"

маглорождённый, 24-32, корреспондент в газете "Люмос" | James McAvoy

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Семью Рэй не сбросишь со счетов, хотя порой очень хочется. Она незримо стоит у руля всего сущего, деликатно держит ладонь на плече даже больших политиков, вынужденных помнить, какой вес или невесомость могут придать их словам и какой образ нарисовать для обывателей. Нет, семья Рэй не криминальные авторитеты, видите, они не приставляют к затылку жертвы пистолет c взведённым курком. Всего лишь кладут ладонь на плечо с ощущением бульдожьей хватки и ласково напоминают о тв-рейтингах. О популярности, которую так легко получить и потерять. Всего лишь пара распоряжений сверху, господин сенатор. Всего лишь маленький ролик в прайм-тайм.

Тем более досадно, что в волшебном мире никто знать о них не знает. У волшебников есть "Пророк" и колдорадио, но нет ни одного телевизора! Какое возмутительное  варварство.

Барту досадно, когда в ответ на его представление собеседники крутят аристократическими носами:

- Рэй? Никогда о таких не слышал. Ты что, из этих?

Носы хочется поправить, но Бартоломью прекрасно держит себя в руках. Вместо кулаков он использует змеиный яд - его источают слова, произнесенные с самой радушной и обаятельной из его улыбок. Эта игра будет вечной, касается ли она волшебников или маглов. Сын крупнейшего тв-магната Британии, по стечению обстоятельств оказавшийся волшебником, тоже, представьте себе, прекрасно знает ее правила. Более того - ещё и побеждает. Его научили побеждать.

Бартоломью пускает в ход свое обаяние, прекрасные манеры и семейную хватку. Он быстро соображает, что в этом "другом" мире к чему. Магия для него не сказка, ставшая реальностью, а классный рабочий инструмент, один в ряду многих. Он приглядывается, принюхивается к новому окружению, пробует на зуб, на прогиб и на возможности. Не пасует перед сильными мира сего - потому что там, в другом мире, он из тех же сильных, по праву рождения.

И его мало волнует, что кто-то не хочет с этим считаться. Более того, это Барта забавляет. И вызывает желание сделать так, чтобы считаться все же пришлось. Сквозь скрежет стиснутых челюстей.

Потому он не возвращается после школы в магловский мир: тому достаточно всех остальных Рэев, тогда как волшебному их, по скромному мнению Бартоломью, критически не хватает. Потому сперва колдорадио, потом редакции газет помельче, потом и работа внештатным журналистом "Пророка". Чтобы убедиться: правила игры неизменны, какого бы мира они ни касались. А значит нет ничего невозможного. Семья Рэй не сразу стала теми, кто придерживает вожжи, управляющие магловской Британией, так что почему бы Барту тоже не начать "с нуля".

"Люмос" - прекрасная отправная точка, - думается Бартоломью. Да, несколько скандально и опасно чертовски, зато на самом острие. Зато с газетой хотят говорить те, кто не доверяет "Пророку". Барт полностью поддерживает это стремление, когда берет интервью у очередного волшебника, пожелавшего озвучить правду, какой бы неприглядной она ни была. Конечно, все правительственные издания - продажные и работают по указке сверху, вы совершенно правы, госпожа, - Рэя любят женщины всех возрастов, чем он не гнушается пользоваться, исключительно в интересах дела, - Но мы в "Люмосе" всегда позволим вам сказать все, что вы считаете нужным. Вы будете услышаны. Вас хотят слышать. Я хочу вас слышать.

Смотрите, я совершенно обезоруживающе с вами честен. Вы можете вверить мне свою правду. Не сомневайтесь.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Про "Люмос"

Доска про "Люмос" на Pinterest

Концепт Барти кажется мне вкусным и обладающим отличным потенциалом для развития, построения связей и всяческих ролевых ништяков. Но всё обсуждаемо! Готов обговорить с вами любые поправки и найти компромисс. От себя обещаю интерес к игре, нечастую, но стабильную отпись, помощь в генерации безумных идей, полное отсутствие придирок, претензий и какой бы то ни было ревности. Приходите, играйте, творите. Форум весёлый, дружный, с прекрасной атмосферой.

Для вдохновения сеттингом "Люмоса" рекомендуется к прочтению: Терри Пратчетт - "Правда"; к просмотру - сериал "Большая игра" (State of Play), 2003 года. Если не читали и не видели - не страшно, если читали и/или видели - ну вы всё уже поняли)))

Вскорости (о, я надеюсь, что вскорости!) здесь появятся заявки на остальных членов команды "Люмоса", у меня уже вся компания живёт в голове. Если вам вдруг интересно попробовать какой-то иной образ в этом же сеттинге - милости просим в гостевую.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

стучитесь в гостевую, дам тележку).

---

Пример поста автора (здесь есть Барти!)

Зажигая на кончике палочки "люмос" в кромешной тьме, нельзя быть уверенным на сто процентов в том, что явит глазам свет, до чего дотянется, что сумеет выхватить из жадных зубов сумрака. В "Люмосе" привыкли готовиться ко всему и, надо заметить, всякого навидались. Но подобного случая припомнить не могли.
Ну, может быть, Спенс мог. На его лице не отразилось ни грамма удивления, впрочем, умеет ли мистер Спенсер-Мун, главный редактор "Люмоса", вообще удивляться, был для его редакции тот ещё вопросец, а они знали толк в вопросах.
Баллинджер, опоздавший на утреннюю летучку из-за того, что его шарф, по обыкновению преследуя его по улице, запутался в ветвях куста, и его пришлось выпутывать под хохот воробьёв, неслышно прошёл в кабинет и, оценив выражения лиц коллег, пристроился на жёсткий стул поближе к Летише. В её руке оставался листок, явно явившийся в это утро центром всеобщего внимания. На него никто не смотрел. Но все о нем думали.
- Ну что ж, - вздохнул Рей с видом святого великомученика, готового великомучиться на благо ближних, - Придётся вспоминать, чем отличается Шираз от Мерло...
- Не дури, Барти, - отмахнулся от него Макдафф, качая головой, - Селвин - не прекрасная дама, не обманывайся тонкой выделкой его шерстяных мантий. Он откусит тебе голову.
Рей ничем не выдал, что был задет, но оказался все-таки выдан - лёгким румянцем, подсветившим скулы. К прискорбию, среди присутствующих не было прекрасных дам, способных это оценить.
Селвин? - Баллинджер перевёл вопросительный взгляд на Летишу, и та протянула ему свой листок.
- Кто видел вблизи его мантии, - проворчал Рей, явно находящийся в поиске того, кому тоже следовало зардеться, не оставив его в одиночестве, - Нотт? Вы родственники вроде?
Баллинджер поморщился, поднимая глаза от листка, увлекательно повествующего о том, что мистер Торнтон Теодор Селвин изъявил желание дать интервью газете "Люмос".
Джастин никак не прокомментировал "Нотта", оставив Барти право немного повредничать с утра.
- Кристал? - честно говоря, в это утро Джастин не находил в себе устремлений поближе рассмотреть мантию Селвина.
Хотя думал об этом прежде и не единожды. И даже беседовал с ним на свадьбе его сестры, так что имел честь оценить мастерство ведения беседы, которое тот демонстрировал всем желающим.
- Ни за что, - отозвалась Кристал сухо, - Я уже говорила с этим парнем, когда случился тот алкогольный скандал c участием стирателей памяти, помните? Он шовинист, каких поискать. Мне он не скажет ничего.
- Что ж, - прозвучал наконец голос Спенсера, который все это время внимательно наблюдал за подчинёнными, - Я думаю, что мы пришли к очевидному выводу.
Джастин поймал взгляд главреда и серьёзно кивнул, поднимаясь со стула. Летиша сделала ему знак, что готова пересказать ту часть летучки, что он пропустил. Люмосовцы расходились по местам.
- Загляни ко мне после обеда, Баллинджер, - Макдафф, выходя, тронул Джастина за рукав, - Расскажу, что удалось нарыть на Селвина.
- Не жалей его, Джастин, - тихо, как будто между прочим заметил Спенсер-Мун, не поднимая глаз, когда Баллинджер последним покидал его кабинет, - Правда это хирург, которому часто приходится работать без обезболивания.

---

Старинный дом в Челси, зачарованный маглоотталкивающими чарами, явил себя Баллинджеру как будто нехотя, с аристократичной ленцой проявляя стройные вытянутые линии. Квартира Селвина ютилась под самой крышей. Почтовый ящик с её номером пустовал - Джастин, конечно же, не преминул туда заглянуть, - но был зачарован и вполне мог содержать скрытую корреспонденцию. Снимать чары Джастин не рискнул, не стремясь портить атмосферу беседы заранее - он и так прикидывал свои шансы на искренность Селвина в пропорции один к двадцати, несмотря на то, что тот сам предложил взять у него интервью. В самом деле, в случаях, когда Селвин говорить вообще не хотел, шансы снижались до одного к паре сотен.
Чисто выметенная лестница с коваными перилами вела в паучью обитель властителя алкогольного рынка, круто разворачиваясь совсем крошечными площадками в концах пролётов. Джастин, поднимаясь, с любопытством разглядывал двери, таблички на которых в большинстве случаев хранили девственную гладкость полированной меди.
— О, - заявил Селвин, смерив Баллинджера взглядом.
В своё "о" он сумел вложить продолжительную речь о современной магической моде и элементарных правилах хорошего тона, обязывающих уважающего себя репортёра наносить визиты исключительно в визитках, не забывая выгладить сорочку, и непременно использовать серебряную булавку для галстука.
Джастин забыл, есть ли у него галстук вообще - возможно, был утерян в суматохе очередного скоропостижного переезда, - но Селвин мог бы помнить, что когда-то галстук был. На свадьбу своего старого и не очень доброго дядюшки Джастиниус, помнится, явился при галстуке, и на нём даже красовалась булавка. Там он её, впрочем, и потерял.
Сам Торнтон, разумеется, выглядел безукоризненно, в соответствии с ситуацией, временем суток, погодой и социальным статусом. Тем, которым располагал до своего путешествия в Азкабан, конечно.
Квартира несколько нивелировала общий уровень зубысводящего аристократизма - она куда больше напоминала жилища, в которых обретался обычно сам Джастин, чем особняк его отца - и отца Селвина. Тесное, сумрачное помещение, минимум мебели, потёртые обои, старый паркет. Торнтон явно не жил здесь - даже кровати в единственной комнате гость не увидел, впрочем, в кровать можно было трансфигурировать тот же шкаф.
Джастин вежливо улыбнулся Селвину, рассудив безмолвно, что господину бывшему руководителю подразделения регулирования алкогольного рынка, легилименту, шантажисту и вымогателю и - не доказано! - по совместительству также пожирателю смерти будет приятно расположиться на пару ступенек выше, нежели посетивший его репортёр. Хоть происхождения они оказались равного, Баллинджер не прочь побыть здесь человеком в мятой рубашке с шерстью низла(возможно) на пиджаке.
Всё равно вопросы здесь задавать будет именно он.
Поблагодарив хозяина за оказанную ему лично и "Люмосу" в частности честь, Джастин устроился в одном из кресел, приготовил блокнот и коротко, решительно выдохнул, поднимая глаза на своего визави.
Он полагал, что знает, для чего Селвину понадобилось это интервью, хоть не понимал до конца, по какой причине легилимент остановился именно на "Люмосе", тогда как мог бы избрать любое издание, в том числе вольготно расположиться в вотчине мистера Нотта, чью тень за спинкой своего кресла Джастин ощущал в это мгновение так отчётливо.
- Итак, мистер Селвин, поскольку вы сами были инициатором сегодняшней беседы, я считаю необходимым предоставить вам вступительное слово, которое непременно будет донесено до наших читателей. Вы долгое время отказывали в интервью, в том числе и нашему изданию. Раз вы сменили свою позицию, стало быть, теперь вам точно есть, что сказать?

БЛИЗНЕЦЫ КРОСС

---

Jane Cross  |  Джейн Кросс
So you can throw me to the wolves
Tomorrow I will come back
Leader of the whole pack
Beat me black and blue
Every wound will shape me
Every scar will build my throne

полукровна, 27, частный детектив |Krysten Ritter

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Ты цинична, груба, и прямолинейна. В добро не веришь, во зло - тоже. Магический мир разочаровал тебя, как и все человечество.

Ты родилась в доме, где совершенно всем на всех было наплевать. Одна из старших из десяти братьев и сестер, из которых еще не ясно кто был родным а кто двоюродным, ты скорее выживала, чем жила. Ор, драки, бедность, стыд. Изо дня в день, изо дня в день. Кому некогда, кому нет дела — какая разница, "взрослые" никогда ничего не решают, и поэтому ты всегда решала все для себя, с самого детства. И никто не был тебе указом — потому что у тебя никогда не было выбора.

Твоя мама - сквиб, твой отец - маггл в долгах по уши потому что он и правда считает, что однажды выиграет в лотерею или его лошадь придет первой к финишу. Единственным утешением был брат, с которым вы делили все, начиная от утробы и заканчивая ответственностью за младших братьев и сестер, за которыми кому-то надо было следить.

Ты умела воровать еду, начистить лицо парням из соседского двора, и списать экзамены в школе, в которую тебе некогда было ходить. Да и учебники, в общем-то, не на что покупать. Ты не хотела бы всего этого уметь, но едва ли у тебя когда-то был выбор. Это мир, в котором ты оказалась. Это карты, которые выпали на руки. И ты их взяла и начала с их помощью выживать так, как умела.

С тех пор, как тебе пришло в Хогвартс, стало полегче хотя бы во время обучения, пускай шлейф из всех родственников и из бедности до сих пор шел за тобой по пятам изгибающимися тенями. Но ты была сильнее этого всего. Девочка, которую не впечатлить жестокостью, и от которой не получить тяжких вздохов впечатлительной натуры. Прямолинейна как стрела — мало следит за собственным языком а иногда и кулаками, если так будет нужно.

Ты вступила в дуэльный клуб и вскоре стала его победителем. Ты стала охотником команды по квиддичу и забила рекордное количество голов. Пускай ты может и не любила копаться в книгах в поисках ответов на вопросы, но сила, меткость, и таланты к боевой магии не давали промаха. Все ответы на свои вопросы ты могла из кого угодно выбить.

В школе ты была чуть менее цинична. Почему? Потому что ты все еще верила, что все может быть иначе. Что ты и правда сможешь изменить не только финансовую ситуацию своей семьи, но и даже уголовную ситуацию всего мира. После выпуска из Хогвартса ты вступила в ряды хит-визардов, и работала в них несколько лет, пока магический мир не выплюнул тебя как старую жвачку.

Произошел несчастный случай. Во время операции по поимке преступника, он бежал и взял в заложники несколько магглов. Ты приняла на себя риск, ты ринулась в бой, ты задержала преступника, и, в общем-то, сделала все правильно. Вот только правильное твое решение закончилось случайной смертью двух магглов.

Так бывает, это случается, это часть работы. И в то же время командир той операции кинул тебя под поезд, сбросив ответсвенность за его собственные ошибки тоже, и умыл руки, пока ты погрязла в пучинах разборок и бюрократии Визенгамота. А под конец тебя уволили. Не просто уволили, из тебя сделали пример. За все те годы, что ты им отдала, и за прекрасную службу, ты получила официальное заявление и пинок под зад.

С того момента ты быстро поняла, что аврорат со всем своим министерством может идти на хуй, и в своей жизни разбираться ты будешь сама. Что же, у тебя в качестве частного сыщика получается отлично.

---

James Cross  |  Джеймс Кросс
My dreams are not unlike yours
They long for the safety
And break like a glass chandelier
But there's laughter and oh there is love
Just past the edge of our fears
And there's chaos when push comes to shove
But it's music to my ears

полукровен, 27, аферист-контрабандист (твоими словами, "предпрениматель") |Robert Sheehan

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Свой первый кошелек ты смог успешно своровать в шесть лет. До этого тебе достаточно часто прилетало от внимательных людей, но ты быстро лечил свои синяки да ссадины и отправлялся дальше тренировать свои несравненные навыки. Твоя мама — сквиб, твой отец — маггл в долгах по уши потому что он и правда считает, что однажды выиграет в лотерею или его лошадь придет первой к финишу. Для своих братьев и сестер ты становился отцом, но ответственности в тебе в связи с этим не прибавлялось, даже когда количество детей перевалило за десяток а ты был уже весьма себе взрослым человеком. Ты "воспитывал" их брать своими руками все, что им нужно, и не просить ни прощения, ни разрешения. Обидели — дай сдачи. Только и всего. Благо, что рядом с тобой всегда была сестра-близнец, которая если что могла дать сдачи еще больнее, чем ты.

Хогвартс тебя мало привлекал. Стоило тебе только пережить первое восхищение собственной мягкой кроватью и кучей бесплатной еды, что появлялась перед носом, ты быстро начал скучать в этом месте и чувствовать себя загнанным в угол зверем. Ты не знал что такое правила и уроки, ты не умел быть таким правильным школьничком, которого пытались сделать из тебя учителя. Ты не учился, не писал эссе. Но зато достаточно быстро научился зарабатывать галлеоны на продаже каких-то невиданных смесей, которые якобы должны были помогать с экзаменами. Ты списывал во время экзаменов совершенно виртуозно, а позднее продавал свои планы списывания другим. И главное ведь не пойман — не вор. А часть оставшихся денег даже иногда отдавал младшим братьям и сестрам. Ты может и подлец, но у тебя есть сердце.

Просидев не одну сотню отработок и наказаний, на старших курсах ты был выгнан из школы и твоя палочка была переломана пополам. Громкое и совершенно неприятное дело, и ты не то чтобы сильно волновался по этому поводу, пускай репутации твоих родственников это совсем не помогло. В тот же день ты, благодаря своим уже наработанным преступным связям уже раздобыл себе новую палочку и навсегда покинул Хогвартс не оборачиваясь назад.

Сейчас ты знаешь уголовный мир вдоль и поперек. И пускай рыбешка ты совсем небольшая, но ты плаваешь средь акул быстрее, чем они успевают даже замечать. И, кажется, что происходящее в этом мире ты знаешь все — и достать ты тоже можешь что угодно, стоит только попросить. Создавать галлеоны из ничего это твой главный талант, и ты им можешь по праву гордиться.

Ты хороший человек, всегда им оставался, несмотря на свое прошлое. Украсть у воров - дело практически даже благородное. Когда законом была запрещена газета "Люмос", ты вызвался помогать ее распространять практически добровольно, а на самом деле только с легкой помощью Цереры. И именно твоими руками оппоиционные новости облегают весь остров.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Мы познакомились в 1974 году, когда Церера и Харон потеряли своих родителей и временно переехали жить к вам как к дальним родственникам. Родства у нас седьмая вода на киселе, и в то же время на какое-то время мы стали одной семьей, хоть и сомнительной. С Джейн и Джеймсом у Цереры сложились отличные отношения, и потому они остались на связи все это время, и наверняка связутся еще несколько раз.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

начнем через гостевую, потом можем обсудить!

---

Пример поста

Первая мысль, что пришла Церере в голову, это что она впервые в жизни, чуточку, на какое-то мгновение начала понимать своего брата. Нет, не его безумные мысли о чистоте крови и попытке выкарабкаться в какое-то там высокое положение (где? зачем? куда?), но о том мире, в котором они сейчас находились. Церера вдохнула в себя свежий вечерний воздух, надеясь на то, что корсет это единственное, что сейчас сдавливает ее внутренние органы. Оказалось, что дело не в душноте помещения.

Что-то давило на душу, что-то совершенно иное. Корсеты никогда ее раньше не сдавливали, туфли не жали, и шпильки никогда не вкалывались в скальп. Красота, грация, и разговоры о погоде давались ей так же естественно, как деревьям выращивание листьев или птицам пение. Она была идеальна, она была правильна. Она была рождена в общество, в котором ей было суждено быть и она все и всегда делала правильно. Так почему же так тошно на душе? Почему сейчас, находясь на прекрасном приеме и восихитетельном ужине, она чувствовала себя так, будто она находится где-то не там, где должна быть?

Услышав за собой дверь открывающейся двери, Церера выпрямилась (не то чтобы она могла или собиралась в какой-то момент согнуться), изменила свое лицо на вежливо-приветливое, и развернулась в сторону посетителя, ожидая увидеть перед собой либо свою мать, либо... нет, на самом деле, кроме Седны она никого не ожидала. И потому когда перед ее лицом оказалась фигура Джастина, она на мгновение замерла, словно бы на маггловской колдографии.

Она понятия не имела, как именно ответить на его вопрос. Честно? Честно ей хотелось сказать, что весь этот мир казался свитером, вывернутым наизнанку. Вроде бы таким же, как раньше, но на самом деле совершенно иным. Уродливым, странным, неузнаваемым.

Смерть отца разнесла на куски и ее жизнь, и ее семью, и в принципе понимание мира. И Церера, пускай прошло больше года, до сих пор не понимала, как именно ее мать вернулась из Азкабана и решила, что все может встать на свои места. Нет заклинания репаро, что может изменить то, что произошло. Нет такой магии, что могла и правда вернуть все на свои места так, будто Церера никогда не была бедной, никогда не была вмиг осиротевшей, никогда не была в полном одиночестве и не увидела мир с той, с другой стороны.

Седна тоже, казалось бы, упала настолько глубоко, что не должна была подняться. И все же, Седна поднялась. А что Церера? Церера, вероятно, так не могла, не умела.

Ее поместье, ее комната, все эти званые вечера, они были точно такими же, какими были и раньше. Но сейчас, в отличе от пары лет назад, они больше не казались такими же сверкающими и наполняющие душу теплом. Свитер, вывернутые наизнанку, заставлял ее кожу чесаться. И она не могла это больше терпеть.

— Я... — Церера не запиналась. Никогда. И, тем не менее, сейчас она не знала, что ей ответить на такой простой вопрос. Слова сложились в голове сами собой «спасибо за внимание, мистер Нотт, мне захотелось посмотреть на закат. Ах, как же он прекрасен, не правда ли?» Так было нужно, так было правильно. И, тем не менее, Джастину не хотелось врать. Звать его «мистер Нотт» тоже не хотелось.

Она помнила его со школы. Умного мальчика, что писал газету. Внимательного мальчика, который обсуждал ее строки и просил писать больше. Понимающего мальчика, когда Церере пришлось сказать, что она больше не будет писать в его газету. Потому что это было не аристократично, конечно же. Джастин был умен, он был смел, он был внимателен. Он был добр к ней когда ее семья разлетелась на куски и оставался добр после того, как все вернулось на круги своя. Иначе бы она не написала статью ему в газету. А затем еще одну.

Под псевдонимом, конечно же. Аж под двумя псевдонимами. И у Цереры не было никакой причины полагать, что после стольких лет он сможет узнать ее руку. Что после стольких лет он даже мог предположить, что вышколенная, идеальная, спокойная, и такая аристократичная Церера Блишвик могла собственной же рукой написать нечто настолько... революционное.

У нее не было причин прятаться. Их никто не слышит. И в то же время Церера не была готова на искренность. Не в отсутствие псевдонима, право.

— Я давно не видела тебя, Джастиниус, — она не станет говорить ему, что ей трудно дышать. Не станет говорить ему, что ее мир казался каким-то чужим. Не станет говорить ему, что она знает и тайком порой даже читает эту его газету «Люмос». Не станет говорить ничего, потому что леди не показывают слабости. Потому что леди улыбаются. И потому что тогда, когда Церера не понимала, что ей делать, она привыкла поступать единственным способом — упрямо делать вид, что ничего не происходит. — Все отлично, правда. Банкет невероятный, семья Яксли очень постаралась. — Не всем дан талант врать настолько открыто. — Как ты?

Это должен был быть обычный вежливый разговор ни о чем.
Но Церера совершила ошибку. Потому что Церера недооценила проницательность Джастиниуса Нотта. Или вернее нет, Джастина Беллинджера

ЖДУ КРИМИНАЛЬНУЮ СЕМЬЮ

---

Carlo Augusto Cavalcanti |  Карло Август Кавальканти чистокровный, 59 лет, дон семьи, артефактолог|Johnny Depp ПОДРОБНОСТИ Карло Август Кавальканти (родился в 1923) — наследник своей семьи, почтенной, достаточно древней и именитой, известной своими зельеварами, сильными волшебниками, людьми с часто редкими или доведёнными до предела возможного способностями. Говаривают до сих пор, что среди Кавальканти веке в 15 были некроманты. Были действительно Карло знает об этом прекрасно из семейных книг да родового древа, в котором указаны разные детали, о которых посторонним лучше не знать. У семьи всегда был достаток, всегда им сопутствовала удача, они были баловнями судьбы, собирая богатый урожай способностей как магических, так и умственных. Слухи сообщают ещё больше: о тёмных магах, которых боялись, о связях с «отравителями» Медичи и многое-многое. Но что имел наследник такой истории по факту? Ничего. Карло ждал лишь разорённый дом, в котором от былого величия осталась лишь мебель да убранство. Былых денег у семьи уже не было, отец средний волшебник с средним же достатком и не понятно даже, то ли его так обучали ужасно, то ли он тот самый «урод» в семье. Но Карло, выросший на историях о своих же предках, понять семейного упадка не мог, а потому старался как мог, делал всё, лишь бы не быть похожим на бесхарактерного, слабого отца, позволившего их семье скатиться в такую пропасть. Он упорно занимался, думал без конца о том, как сделать себе имя, как вернуть имя семьи. Среди них были сильнейшие, а сейчас? А сейчас он начинает практически с нуля, норовом и умом забирая управление семьёй из рук отца, открывает сначала лавку, затем расширяет её до магазина, а затем и сети магазинов в разных странах, создаёт артефакты повседневного пользования, понемногу начинает зарабатывать, находит сам достойную партию. Сицилия и Италия места сугубо семейственных, это возможность, это статус, это связи. И любовь, чего уж греха таить, но приходит она далеко не сразу и не легко, но в выборе спутницы жизни он уверен. И уже в двадцать пять обзаводится наследником, которого воспитает в лучших традициях их семьи. Военные годы пришлись на последние годы его учёбы и из них он вынес многое, а в последствии ещё и заработал. Мир был полностью разрушен для всех, а на этом можно было поживиться: мелкая контрабанда, опасные артефакты, в создании которых он поднаторел, покровительство другим, менее защищённым, поиск полезных знакомств и связей. И в короткие сроки он поднялся буквально с самых низов до того, что он имеет сейчас: деньги, влияние, сила, семья. И пускай его и его людей зовут мафией сколько угодно. Они Семья, им знакома Омерта, но когда речь идёт о репутации, о кровных родственниках, о союзниках и друзьях, которые долгими годами доказали свою преданность, разве это будет играть роль?

Marcella Maria Cavalcanti |  Марселла Мария Кавальканти чистокровная, 54 года, донна семьи, возможно есть свой небольшой бизнес |Rachel Weisz ПОДРОБНОСТИ Марселла Мария Кавальканти (в девичестве Буджардини 1928 года рождения) — урождённая чистокровная неаполитанка, выросшая в богатстве и уважении. Её отец, занимавший пост в правительстве, мог обеспечить и дочь и жену всем, что бы они ни попросили. И Марселла росла той, кому доступно всё, той, что получает желаемое любым возможным способом, а если ей этого не дают, то берёт сама. Ей нравилось положение её семьи, ей нравилось управлять и не сказать, что она, учащаяся у своего отца, была в этом плоха. Она с детства научилась быть выше «недостойных», но мило и скромно улыбаться при необходимости, быть хитрой и обходительной, но опасно-острой при желании. И в отличие от своей матери, прекрасной светской сеньоры, но никакущего лидера, Марселла готова была управлять даже собственным мужем, лишь бы всё было так, как хочет она. Волшебница не капризна, не истерична, но обладает высочайшими требованиями комфорта. И уже в свои двадцать лет она думала о том, что найдёт какого-нибудь мужа-политика, из которого будет верёвки вить, может «бизнесмена» из числа первых, но жизнь свела её с начинающим Карло, который цеплялся за былую славу рода. Это смешило рассудительно-холодную девушку, но она лишь улыбалась и кивала. У него был потенциал и под её лёгкой рукой Кавальканти точно добьётся всего и даже большего. Марселла вынашивала этот план несколько месяцев, общаясь с ним по переписке, вежливо флиртуя, тонко намекая. И она не знает, понимал ли он, но когда она взяла его фамилию, когда она переступила порог чужого дома, всё изменилось. Буквально. Нет, у неё по прежнему было всё, что нужно конкретно ей для комфорта, но управлять мужем не вышло. Впервые в жизни она потерпела крах полнейший. Карло оказался ловчее её и справился со своим родом сам, сделал её своей Донной, хозяйкой, главой семьи, второй после него казалось бы. Но это было не то, чего ждала женщина. Она-то думала, что у неё в руках будут все карты, а ей достались лишь огрызки, как она думала. А тайны, неполноту информации она любила ещё меньше, чем своего мужа как оказалось. Была ли любовь? Возможно, но не сразу для обоих и не так уж долго для неё. Их общий сын стал для неё какой-никакой отдушиной, возможностью воспитать верного лично ей мальчишку, который будет рассказывать ей всё сам, но нет. Он упорно слушал отца и ни в какую не думал менять ориентиры. Дочь уж должна быть более покладистой, да? Нет. Ни разу. Норовом в своего упрямого, целеустремлённого, железобетонного отца... она бесила. Она не желала понимать того, что внушала ей Марселла. Важнее её, матери, и жизни самой девушки нет ничего, но та упиралась в отцовские догматы. Катарина знала больше, знала лучше. И даже страх и насилие не помогали вразумить нахалку. Ничто не помогало.

Gianluca Pietro Cavalcanti |  Джанлука Пьетро Кавальканти чистокровный, 34 года, капо семьи, владелец кофейни «Giorno de Luna» |Matthew Daddario ПОДРОБНОСТИ Джанлука Пьетро Кавальканти (родился в 1948) — старший ребёнок в семье Кавальканти, наследник и опора отца. У Карло может быть сколько угодно капо, консильери, людей, думающих, что их место за ними навечно, но никого ближе и посвящённей в тайны Семьи, чем его сын, не будет никогда. Именно Джан знает всё о делах семьи от и до, именно его отец с детства натаскивал по законам, экономике, магии, готовил из него достойного сына достойного отца, что не поступит как его дед, безжалостно просрав весь потенциал семьи и спустив созданное огромным трудом наследие. Понимал ли это маленький Джанлука? Хотел ли он всех этих уроков и правил? Нет, он и не думал о наследии семьи, о роде, об обязанностях, будучи ребёнком, желающим просто игр и веселья. Не сказать, что у него не было друзей, времени на игры, но хотелось больше. И он долго не понимал, почему отец так трясёт его со всем этим, делает из него губку, впитывающую любую полезную информацию. Понял, когда стукнуло пятнадцать, когда уже была маленькая сестрёнка, когда отец рассказал о том, чем была известна их семья, чем занимается он сам. Без прикрас, без замалчивания. Некромантия? Было дело. Зельевары? Полно. Кажется, даже метаморф водился колене эдак в десятом, а то и дальше. «Хочешь, чтоб тебя помнили, сын? Тогда стань тем, кого можно запомнить, кого достойно было бы помнить». И Джан пытался, поняв, почему отец так держится за своё дело, за свою «мафию». Чтоб сохранить род и память о нём, чтоб защитить семью, чтоб обеспечить им возможность жить. Хотел ли Джан становиться во главе всего этого? Он не думал, что да. Он хотел бы простой семьи, детей может, бытового счастья, строящегося из мелочей. Встанет ли он на место отца, если и когда придёт его время? Без всяких сомнений. И уже Катарина, смотрящая на него, с уверенностью кивает, зная, что он справится. Ну или поубивает всех нахрен, водится за ним такой грешок. При всей выдержке и рассудительности, Джан далеко не всегда и не так хорошо контролирует свой гнев. Но для этого у него есть сестра, которая и остановит и скалкой отхреначит сама так, что мать родную не вспомнишь. Поначалу, подрастающая Кати думала о том, что брату будет сложно с его, казалось бы, благородством и желанием спокойной жизни, но он вливается в отцовское дело так легко и естественно, что сомнений в породе не остаётся. Да и с отцом у них одно общее заметно сразу — веет от них и силой, и властью, и умом. Смотришь и чувствуешь, что перед тобой порода. И пока остальные видят примерного, послушного сына, гордость для родителей и пример для всех, недотягивающих до идеала, Джан холодно ухмыляется, отдавая приказ на устранение. Выпускает звериный гнев, щурится, заставляя других в страхе глаза отводить и трепетно молчать, иначе тут нельзя: жёсткую иерархию здесь уважают, а за малейшее нарушение дисциплины могут и штрафное заклятие отправить. И шепотки гулом в полупустом зале стоят: сын своего отца, кремень, сталь, которую не погнуть. Их лидер уже. Со своим кодексом, выпестованным отцом, своими принципами, бесконечной верностью своим людям. Лидер, которому верили и за которым готовы были рвануть хоть в Преисподнюю. И пускай их там ждёт Дантев Люцифер.

Michele Bugiardini |  Микеле Буджардини чистокровный, 43 года, политик |Al Pacino ПОДРОБНОСТИ Микеле Буджардини (родился в 1939) – младший сын в семье видного политика Неаполя казался на фоне яркой и властной старшей сестры серым, пресным, ужасным наследником отца. Отец-то всегда был на сотню шагов впереди, всегда умел получить выгоду и добиться желаемого поста, особенно с покровительством мафии. В конце концов в политике положение высокое с чистыми руками не занять – всё пишется кровью конкурентов. И Микеле всегда казался слишком мягким, выросшим в хороших условиях, не знающим жестокости жизни, хотя и похожим нравом на отца. Он окружающим казался более уступчивым, а значит слабым. Катарина за не таким уж дальним родственником наблюдала со стороны – он никогда в Кавальканти родню не видел, разорвав все связи с сестрой после её помолвки. И верно, Марселла и сама не горела желанием общаться с братом, которым, как думала, сможет легко управлять всегда. Подарки ежегодные с припиской «Buona Natale» и не более. Марселла думала, что терпеливый, мягкий и покладистый брат побежит за любым её словом, стоит лишь в глазах блеснуть слезам, ведь она член семьи, единственная и несомненно любимая старшая сестра, которая, пусть и нехотя, но всегда была рядом и поддерживала. Фальшиво, неискренне, безразлично, но поддерживала. Семья же. Холодный, рассудительный и самое главное жёсткий нрав Микеле проявился тогда, когда он окончил Шармбатон и посвятил себя политике. Он во всём поддерживал отца, стал ему союзником и преемником, с такой же лёгкостью влился в дела «тёмные», будто это частью его жизни было всегда. Он оказался не по зубам всем тем, кто звал его слабаком и мальчишкой с золотой ложкой в заднице. Руки по локоть в кровь окунуть он не боялся, но словом мог сделать ещё больше, чем оружием. И слишком быстро стал зваться достойнейшим сыном своего отца, его продолжением, его наследием, слишком быстро заработал уважение и почёт. Никто не понимал, разумеется, откуда такая жёсткость в едва ли не пацифисте Микеле, который на капризы старшей сестры смотрел, глаза закатывая. Никто и не понимал, когда яркая Марселла оказалась не настолько волевой и сильной, как её брат, когда о нём говорить начали гораздо больше, нежели о теперь уже сеньоре Кавальканти. А Буджардини и объясняться не спешил никогда и ни с кем, лишь отшучиваясь и отмахиваясь от неудобных вопросов. И разумеется Марселла не упустила этого, когда у неё не осталось ниточек влияния на собственную семью. Ведь нет ничего превыше крови, да? И она пошла к Микеле со своей историей, просьбой спасти её от деспотичных родственников. Ну а кто Микеле, чтоб отказать? Тем более иметь под пятой столь сильную Семью выгодно. Семья ведь превыше всего.

ИЗ ИСТОРИИ РОДА

Если верить семейной легенде, род Кавальканти происходит от древнего некроманта. Он был уважаем в первых веках этой эры, он и его пугающие исследования долго отзывались шепотками на улицах, среди прочих волшебников, на семью Виталиса косо смотрели все, а те не менее одарённые волшебники, дети своих родителей (супруга некроманта приходилась превосходным зельеваром древних времён), продолжали дело своего отца. Каждый из его потомков обладал не дюжей силой и овладевал не меньшими знаниями. Люди говорят, что у каждого из четверых детей Виталиса был свой особый дар: один из сыновей читал чужие мысли по глазам, другой над мёртвыми ворожил, подобно отцу, а дочери-прелестницы, будто вейлы притягательны были, старшая обличье по воле мысли меняла, а младшая от смерти верным словом уберечь могла. И пока вчерашняя провинция Рима день ото дня сюзерена меняла, каждый из них своей семьёй обзавёлся и род продолжил.

И на протяжении веков они передавали знания, накопленные десятилетиями жизни, устанавливали связи с другими семьями разрозненной Италии, что дробилась non maghi на мелкие владения, выходцы с зернового придатка государства, они пользовались уважением у других, а их силы и знания пугали прочих магов. Ныне зовущиеся Средними Веками и Возрождением времена казались расцветом рода, когда их услуги, товары и способности пользовались огромным интересом. А они сами роднились с владетелями Флоренции родом Медичи, чья немагическая ветвь угасла в восемнадцатом веке, а волшебники и потомственные зельевары по сей день хранят славу о себе как о великих отравителях. И Кавальканти бы тоже множить и хранить свою славу, свои многочисленные таланты. Жаль лишь что-то пошло не так. Положение в Италии не менялось существенно долгие столетия, оставляя страну разбитой ненароком тарелкой, но отношения в магическом мире менялись едва ли не каждый день. И сияние звёзд над родом Кавальканти начало постепенно затухать.

На дворе вторая половина восемнадцатого века, а в роду практически не осталось действительно уникальных волшебников, старшие члены семьи негодуют, смотря на бунтующих детей, что отказываются передавать «зверские» практики наследникам, вдохновляются магловскими идеями гуманизма и уходят от жёстких рамок рода, в которых некромантия была нормальной, а предсказание кому-то смерти не шептали напугано, боясь расправы. Они смотрели на внуков и молились мирозданию, магии, Мерлину и даже магловскому Богу, чтоб хоть достоинство крови не запятнали эти вольнодумцы. Кто-то ещё помнил о закрытых в родовом домусе фолиантах, что хранили в себе всё накопленное поколениями волшебников, но уже к первой половине двадцатого века от этих скудных остатков были лишь легенды и сказки, в которые с трудом верили, смотря на действующего главу рода, в котором из «волевых черт, холодного взгляда и цепкой хватки» разве что лицо было.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Эта семья самая настоящая катастрофа, скрытая за прекрасной внешней картинкой. И если жёсткое воспитание отца дети понять могут и особых обид у них как у наследников отца нет, то безразличие и холодность матери Джан воспринимает с трудом, особенно на фоне всегда весёлой и тёплой сестры, умеющей и к отцу ключик найти и к брату, а Катарина последствия физ.насилия скрывает старательно от всех. Она на постоянном контроле со всеми, чтоб не узнали и не сломали. И всё вот это стекольно-сложно-семейное безумно хотелось бы отыграть. Тем более, что кроме личных отношений их связывает и Семья.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

лс, гостевая, тг - @MichelleBernard

---

Пример поста

— Ты уверена, что стоит идти одной, — Абель останавливает её, надавливая ладонью на грудь.
Катарина удерживает себя от закатывания глаз усилием воли, сжимает её ладонь в своей, легко отводя руку наёмницы в сторону. Эти вопросы не были чем-то необычным для них, иногда Кавальканти готова была звать Абель «мамочкой», а в половине случаев сама более походила на наседку, оговариваясь исключительно ценностью кадров. Так было проще, легче жить и не думать о лишних привязанностях, которые могут потянуть на дно в любой момент камнем, к коему привязаны ноги. Семья превыше всего, честь превыше всего. Да. Только говорить об этом направо и налево — практически самоубийство, причём медленное и мучительное с уклоном в мазохизм.
— Да, — жёстко отрезает волшебница. — Мне нужно лишь передать информацию о месте. Всё.
— Послали бы кого помельче, ты нам живой нужна, — Деби головой кивает в сторону, мол людей мало что ли?
— Это крупная сделка, решили, что должен идти кто-то из капо, — Кавальканти отпускает всё же её руку, убедившись, что Абель не повторит попытку остановить её. — В крайнем случае я свяжусь с тобой, — Катарина тряхнула рукой, на которой звякнул браслет, связанный с таким же на руке наёмницы. Итог ужасной до смешного истории, после которой у обеих нервной системы раздражаться хоть чему-то, кажется, не осталось совершенно.
Стоило ли говорить, что Белладонна лгала? Стоило ли говорить, что Абель это прекрасно знала? Знала и молчала, ведь отговорить собственного лидера, когда та всё для себя решила, практически невозможно. И опасно для остатков нервной системы и без того готовой использовать нецензурную брань вместо любых слов и махать ручкой на прощание.
Катарина тем временем берёт со стола колдографию мужчины, которую получила заранее и уже изучила вдоль и поперёк, запоминая не самое примечательное лицо. Наиболее подходящий вариант для подобных встреч, главное, чтоб никто не вмешался. Кавальканти уж слишком хорошо знает, как могут подставить другие Семьи и какую награду могут предложить за сдачу хоть кого-то из членов Семьи. В конце концов хватает законников, что хотят очистить мир от «гнили». «Посмотрели б хоть в зеркало для начала» — всегда думает волшебница перед подобными встречами, припрятав в ридикюле кинжал с парочкой действенных ядов, так, на всякий случай. Она всматривается, вглядывается в последний раз в  простенькую колдографию и сжигает кусок бумаги. Пламя в уголке фото вспыхивает на несколько секунд и тухнет, лизнув едва пальцы, отблесками поиграв в коньячных глазах.
— Знаешь, можно будет после этого дельца смотаться куда, — Катарина солнечно улыбается, подходя к зеркалу в полный рост. Чуть подбородок приподнимает, голову поворачивает в одну сторону, в другую, оценивает. — Пляж, море и блаженный отдых, — она оглядывается на Абель с лукаво-хитрым блеском в глазах, точно у ребёнка, задумавшего очередную шалость.
— Угу, толпы туристов, среди которых могут быть подосланные ублюдки, громкие дети и ворчащая Донна в придачу, — услужливо напоминает наёмница, коротко кивнув. Кавальканти морщит нос обиженно, передразнивая Деби. Но с тяжёлым вздохом соглашается. Нужно найти тихий, уединённый закуток, где их даже дражайшая матушка не достанет. И желательно как можно быстрее, постоянные попытки вернуть контроль со стороны Донны доводят до трясучки, и девушка буквально кожей чувствует подступающий нервный срыв, холодком проходящийся по спине. И он появится ой как не вовремя как, впрочем, и всегда.
Белладонна спешно возвращается к зеркалу взглядом, собирает волосы в высокий хвост, затягивая его потуже. И наблюдает как постепенно под беззвучное заклинание меняются черты её лица. На самом деле не кардинально: форма лица, носа и губ, разрез глаз едва и их оттенок становится больше зелёно-карим, чем коньячным, но всего этого вполне достаточно, чтоб её не узнал никто. Нужна лишь концентрация для поддержания чар и никаких сомнительных фляг с оборотным и ненужных побочных эффектов и артефактов, которые можно заметить и сорвать.
Она накидывает утеплённое пальто, всё же февраль в Париже месяц непредсказуемый из её воспоминаний об учебных годах, приглаживает ворот и достаёт старенький, времён учёбы же портключ, с помощью которого она летом «сбегала» в Париж к однокурсницам от «убийственной домашней скуки», иными словами от матушки подальше, когда даже за учебниками и тренировками от неё было не скрыться. Тогда они целыми стуками бродили по улочкам города, местные рассказывали различные истории о городе и жителях, показывали занятные места и заведения, о которых никто другой не знает. А сейчас Катарина вспоминает с колкой усмешкой историю о том, как младшекурсники пытались купить алкоголь в «одном из старейших заведений Парижа», а их турнули ко всем чертям. Она качает головой, толкая несильно входную дверь, тут же оглядывая непринуждённо зал, будто ищет местечко получше. Замечает нужную фигуру через пару мгновений и неторопливо подходит к стойке.
— Виски, пожалуйста, — она на французский переходит инстинктивно, чуть улыбаясь подошедшему бармену. На неё смотрят с несколько большей теплотой, чем на прочих захожих случайных туристов, можно даже сказать одобрительно, а она мысленно лишь глаза закатывает, пытаясь не хохотнуть тому, как на самом деле серьёзно люди относятся к отграничению «свой-чужой». Хотя, стоит признать, Катарина сама когда-то провела жёсткую черту, отделив одно от другого. Правда в итоге получила фактическое недоверие к очень многим вещам и задатки паранойи, но с другой стороны этим же во многом обезопасила себя. Увы, криминальный мир, а тем более магический не добрая сказка о простых выборах и решениях.
— Bonjour, — она спокойно улыбается мужчине, будто старому знакомому, окидывая при этом его внимательно-цепким взглядом. — Странно, должно быть, сидеть битых сколько-то там часов в баре, будучи при этом истинным трезвенником, — она легко переходит на английский, кинув смешливо-понимающий взгляд сначала на стакан, а затем и на бутылку. Делает глоток из своего стакана и устраивается на стуле удобно настолько, насколько вообще это возможно.

Жду самую любимую, нежную девочку с личным демоном

---

Solveig Gerda Scarrs  |  Сольвейг Герда Скаррс
And then he'd say, it's alright, I got home late last night
but   I'm a   s u p e r g i r l    and supergirls    j u s t    f l y.

полукровка, 25 лет (1957 г.р.), род деятельности на ваше усмотрение | alycia debnam carey / любая на ваш выбор подходящая под персонажа

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

этот день для меня как агония
и тоска по тебе не сравнится даже с тобой.
я вырву все что написано
и лето станет теплой южной зимой.
кто они
когда мир бесится?
кто они – наши дети?
кого им держать за колено?
возвращайся скорее домой
у каждого свои демоны
возвращайся скорее домой
и укрой себя мной
чтобы сердце запело.

Сола - мой луч света в темном царстве. Маленькая, хрупкая, нежная - до невозможности любимая. Кладет голову на колени, смотрит так, что сердце замирает, и только единицы знают, что творится у нее внутри, сколько демонов хранит, и как борется с ними.
Ей не повезло с семьей, но Маркус надеется, что ей повезло с братьями. Отец - пьяница и тиран, мать - не знала вовсе. Маркус заменил ей обоих. Баюкал, кормил, любил, пытался дать ей то, чего от рождения была лишена. Росла и видела только нищету и грязь, радовалась наспех сколоченной игрушке из пустых бутылок и каких-то деревяшек, радовалась, когда Маркус рисовал ей на старых газетах и помятых листах пергамента. Несмотря ни на что не утратила веру в сказку. По крайней мере он хотел так думать.
С раннего возраста замечал, как иногда замыкается - смотрит в пустоту, шепчет что-то тонкими губами, как сжимается в комочек и заходится плачем. Слышит что-то, только ей известное, видит что-то - только ей открывающееся. Долго гадал, что это, пока однажды в ней не проявилась Герда. Кажется, что и черты лица изменились - стали более жесткие, острые, исчезла вся мягкость во взгляде. Сольвейг больше не существовало. Герда громко и вызывающе смеется, бьет словами и кулаками - не важно кого и как, бросается так, что норовит выцарапать глаза и разодрать все лицо как дикое животное. Маленькое дикое животное. Биполярному расстройству не важно - волшебник ты или маггл, оно калечит и истязает изнутри.
После каждого приступа Маркус и Игнар залечивали раны - большинство их шрамов - от нее. За каждый их шрам, придя в себя, она изводила себя. Он мог только догадываться, что творилось в ее душе от осознания, что она приносит боль своим единственным близким.
Приступы стали частыми в их доме, и даже когда Сола поступила в Хогвартс, Маркус часто ее навещал и все пытался найти лекарство. Зелья были, но у каждого был кратковременный эффект - организм вырабатывал привычку и все повторялось заново. На ее шестом курсе случилось то, что рано или поздно должно было произойти - Герда едва не убила однокурсника - разбитое стекло режет по шее лучше всякого ножа.
Маркус прибыл в школу сразу после письма. Он до сих пор помнит больничное крыло, свернувшуюся калачиком Солу на кровати, и громкие, завывающие рыдания - тогда же она и зарекается влюбляться и любить - подпустив к себе человека обрекает его на опасность.
- Забери меня, забери, - просит так, что кровь в жилах стынет. От ее голоса, от ее вида все сжимается внутри него. Но он не заберет, решив что в Хогвартсе ей будет лучше, а на следующий день ее найдут с перерезанными запястьями в женском туалете. Если бы Маркус встретил боггарта, тот бы обязательно принял облик окровавленной, мертвой Солы. Тогда же, кто-то из профессоров Хогвартса сварит новое зелье, оно поможет убрать приступы. Этого зелья хватит на долгие годы.
1982 ой год. Она сидит в баре принадлежащего Маркусу, пьет бокал за бокалов огневиски, и смотрит так, что Маркус понимает - Герда вновь вернулась.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Сола - запутавшийся, испуганный ребенок. Всегда будет для него ребенком, не иначе. Она сама не понимает, что творится в ее голове и никому, кроме брата не рассказывает о том, что несмотря на лечебное зелье - постоянно слышит в голове свое второе Я. Дикое, необузданное и жестокое. Борется с ней каждую минуту своей жизни. И зелье помогало сдерживать до недавнего времени, сейчас ей все сложнее и сложнее контролировать ее.
Я не прописываю ее личную жизнь, и ее работу - она может быть колдомедиком, журналистом, может помогать брату с баром и тату-салоном, может работать где-то в антикварной лавке помогая ему сбавлять краденое. Вариантов много, полет фантазии не ограничен. Единственное что хочу - чтобы их связь друг с другом была неразрывна. Он первый - к кому она обратится за помощью, она та - к кому он полетит по первому же зову.

Прикрепляю семейное древо:
мать - Ольга Скаррс (в дев. Сигерд). Умерла в возрасте 35ти лет (15 мая 1960-го). Чистокровная волшебница.
отец - Ульфхам Скаррс, 1920-го года рождения. Чистокровный волшебник.
сестра - Сольвейг Скаррс, 25 лет (1957 г.р), чистокровна.
брат - Ингар Скаррс, 28 лет (1954 г.р), чистокровен.
Маркус Скаррс - 34 года (1947 г.р.)

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

гостевая, а там договоримся

---

Пример поста

Я играл с океаном, а прежде играл с огнем, мои женщины были отчаянны и умны.
Я смотрел им в глаза, и в каждой искал ее, а когда уставал, возвращался домой с войны.
Я растил сыновей, я рассказывал им о ней, сыновья улыбались доверчиво и светло. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне. - У нее на запястье будет одно крыло».
Я прошел через штиль, прошел через чертов шторм, верно в каждом порту ждала бы меня жена, но я шел умирать, не ведая сам, за что – и остался жив, когда позвала она.
В этой женщине мир, которому равных нет, вопреки всему, что я сотворил из слов.
«Ты узнаешь ее, - они говорили мне. - У нее на запястье будет одно крыло».

Я не знал ни одной, что умела бы так молчать, появляться на горизонте, идти ко дну. Словно сам Господь положил ее как печать на сердце моем.

В его самую глубину.

Амикус вопреки устоявшейся привычке не ушел в свой кабинет, а остался сидеть за столиком у стены - скрытом большой деревянной балкой, о которую неоднократно разбивали чью-то голову, бутылки или посуду (по стечению обстоятельств, головы здесь бились куда чаще, чем стекло). Перед ним лежало несколько пергаментов - где-то перед глазами плясали цифры, где-то чьим-то корявым почерком выводились закорючки шифрованного языка, где-то даже был какой-то детский рисунок (так всегда любила развлекаться Алекто). И во все это он честно пытался вникнуть второй час, только мысли уходили куда-то в сторону, не давая ему сосредоточиться за работой.
Он находил какое-то извращенное удовольствие просто наблюдая за нею со стороны - как ловко Эвер управляется с посудой, как скользит по залу словно ничего не весит, как улыбается гостям и порой ему казалось, что видит свечение вокруг нее, видит исходящее от нее тепло в таком количестве, в котором никогда не видел, и это завораживало больше самого необычного волшебства.

Когда она пришла сюда - Амикус считал дни, когда же это хрупкое создание уйдет восвояси не выдержав колорита здешнего места и его обитателей - людьми этот сброд тяжело было назвать, и к этому сброду Кэрроу относил также себя.
- Генрих, повтори, - чуть хрипло - уже несколько дней безбожно болит горло сжимая гортань тисками, мужчина заходится в громком кашле, а после делает глоток обжигающего виски, - хозяин, вам бы к целителю, - гоблин как всегда мудр и прозорлив настолько, что подмечает очевидное, Он опускается на стул рядом с волшебником, не стесняясь наливая себе бокал хозяйского виски, - ребятки Сивого что-то совсем расхулиганились, боюсь как бы до дурного не дошло, - гоблин выпивает и громко крякает, тут же занюхивая своим огромным носом просаленный рукав некогда белой рубашки - а сейчас практически желтой, насквозь пропахшей алкогольными парами и дешевыми сигаретами посетителей, - может пора нанять вышибалу? Негоже вам, хозяин, постоянно выкидывать этот сброд, - второй полный стакан в руках гоблина, пока Кэрроу не смотрит - он также сидит, откинувшись на стуле, голова его чуть наклонена набок, а сам мужчина неотрывно следит за Фарлоу, убирающей стулья. Тут же над ухом раздается очередной кряк и гоблин со стуком ставит бокал на стол, - ну может быть вы уже скажете ей о своих чувствах? - этот тихий, и достаточно невинный вопрос заставил волшебника перевести взгляд на друга. Генрих работал здесь с самого основания бара, и был достаточно неплохим собеседником - Амикус уже давно смирился, что гоблин часто опустошает бар, смирился с его запоями и пьяными выходками, но никак не желал мириться с тем, что этот старик смеет лезть к нему в душу, это пространство Кэрроу оберегал крайне щепетильно, - дорогой мой друг, - его голос тих и спокоен, - все выжратое тобой виски я учту в счет твоей зарплаты, и займись наконец-то работой, иначе я вышвырну тебя отсюда быстрее, чем ты успеешь допить этот третий бокал, - гоблин лишь фыркнул, Амикус порывался уволить его с первого дня и до сих пор не осуществил свои угрозы, прощая ему многие ошибки, и Генрих совершенно не обидевшись, громко покряхтывая вернулся вернулся за барную стойку, куда также подошел Амикус, отдавая бумаги старику.

Эвер оказывается рядом, настолько близко, что он чувствует легкий аромат ее духов, настолько приятный, что ноздри мужчины раздуваются в желании втянуть как можно больше этого запаха в себя, порой, когда Эвер была на выходном, ему казалось, что он скучает по этому запаху, чистому, легкому... — С вашего позволения, мистер Кэрроу, - она перевешивается через барную стойку, вскользь задевая его рукой. Аккуратная ладонь с тонким запястьем. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне. - У нее на запястье будет одно крыло». Он уловил тонкую паутинку вен, которые напоминали крыло, и Кэрроу никогда не думал, что обладает такой удивительной тактильной памятью - даже спустя несколько минут он чувствовал тепло прикосновения.
- Сколько вы будете медлить? Эта девушка осветит вашу жизнь, - пьяный бармен проводит Эвер взглядом, а Амикус грустно усмехается вертя в руках пустой бокал, - она не для меня, Генрих. ...Она не для меня, - ставит точку и вместе с ней бокал, он не хотел продолжать эту тему, он не хотел видеть жалость в глазах старого друга, все это было нестерпимо для Амикуса Кэрроу, который раз и навсегда решил, что не нуждается в жалости, любви и Эвер Фарлоу. - Я пошел, не забудь отправить документы, - волшебник отстраняется от стойки и идет в подсобку, где пылились пара принесённых гоблином книг.

Амикус Кэрроу не положительный герой, точнее он совершенно не герой. Он был насквозь пропитан цинизмом, жестокостью и черствостью. Он мог избивать, убивать и унижать - его этому учили с самого детства, он вырос в этом, все это было частью него и Амикус совершенно не хотел это менять, так было легче выжить в этом спятившем мире.
— Надеюсь, ты будешь кричать, потому что я люблю все эти игры в жертву. - грубый мужской голос и сдавленный девичий крик заставили мужчину остановиться у прикрытой двери, он особо не медлил - даже не думая расчехлять волшебную палочку, мужчина резко оказался в кладовке, видя перед собой ублюдка Сивого и прижатую им Эвер, ее глаза будут после сниться в кошмарах - страх, отчаяние, отвращение, что в голове что-то щелкает и наружу вырывается чудовище, за которое Темный Лорд наградил его меткой.
- Ну что же ты, приятель, кто так делает, - его поведение обманчиво спокойно, оборотень совершенно не правильно толкует его слова и довольно ухмыляется резко задирая юбку Эвер и начиная перебирать волосатыми руками на девичьем теле. - Я тоже люблю эти игры, давай поиграем вместе, начинай кричать, - голос похож на рык, а оборотень откинут к стене - его нос сломан и хлыщет кровь, но это Кэрроу не останавливает - он бьет иступляюще, бьет так, что на собственных ладонях костяшки стираются и проблескивает кость - ему плевать на боль, он хочет уничтожить того, кто посмел прикоснуться к ней. На стенах и полу кровь, белая рубашка Амикуса и жилетка пропитываются кровью избитого оборотня, который сейчас уже лежит на полу и лишь хрипит, - ну как приятель, поиграл? - сумасшедшая улыбка играет на губах, он приподнимает оборотня за волосы всматриваясь в помутневшие от боли глаза, - хочешь еще? - улыбка сходит, губы плотно сжаты и он с силой припечатывает его голову о каменный пол, зажмуривается, чувствуя на лице горячие брызги чужой крови. Оборотень затих, и Кэрроу наконец-то выпрямляется, - видимо он наигрался, - пальцами стирает с щеки, губ, подбородка - кровь, невольно размазывая ее еще больше, и сейчас поднимает глаза на девушку, тут же задумываясь о том, каким чудовищем предстал сейчас перед ней, но это была его суть и он никуда от нее не денется, и если сейчас Эвер вылетит из этой подсобки и больше никогда сюда не вернется, или же побежит в Аврорат - он поймет и не станет чинить препятствий. - Ты в порядке? Он не успел...? - Замолкает, только сейчас приходит боль, и не заметил как оборотень обороняясь рассек ему висок и разбил губу, мужчина чуть морщится, остановившись рядом с девушкой, смотря на нее сверху вниз и борясь с желанием притянуть ее к себе, дать понять, что он рядом и с ним не нужно ничего и никого бояться. Глупый... глупый Кэрроу.

ЛЮБИМОГО МУЖА

---

Lucius Malfoy  |  Люциус Малфой
The rumors you’ve heard are true. But you have no proof.

чистокровный, 28, коллекционер темномагических артефактов*** | Cody Fern

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Иногда я думаю, что едва ли знаю тебя. Ты умеешь удивлять, Люциус, даже несмотря на то, что мы вместе почти десять лет.
Мы были знакомы, пожалуй, ещё до Хогвартса, как дети одного круга, как и со многими из наших однокурсников и школьных друзей, встречались на тех мероприятиях, куда брали нас родители, общались в Хогвартсе, в клубе профессора Слагхорна, куда были приглашены мы оба. В нашем обществе любовь была скорее следствием долгих отношений, совместной жизни, но не причина их, не основа семьи и вообще считалась необязательным "элементом". Бывало, правда, что любовь и долг совпадают, но такие случаи редки. (У нас так тоже может быть, если захочешь.)
Ты умеешь очаровывать. В тебе есть нечто притягательное, магнетическое, особенно когда на твоих губах появляется лёгкая улыбка, сродни усмешке, когда загораются, вспыхивают глаза. Мне нравится играть, наматывая на палец, твоими светлыми локонами, что отливают золотом при свете солнца. Но полюбила я тебя не за это (ибо красота слишком ненадёжная основа).

Ты всегда держал слово. Если ты что-то говорил, все знали, что так и будет сделано. Твои слова не расходились с делом. И это вызвало уважение у меня, когда ещё я не так хорошо тебя знала. Ты учтив и вежлив со всеми, галантен с дамами, но за этой обаятельной маской скрываются свои демоны. Ты, как и я, знаешь, что важно не быть, а казаться. Это негласный закон среди таких, как мы. Не имеет значения, о чём мы думаем - главное, как мы это показываем. Нас так воспитали.
Несмотря на это, ты по-своему честен. Эмоции, когда они проявляются у тебя, пусть и случайно, неподдельные. Но тебе никогда не составляло труда справляться с ними, ведь мужчины в роду Малфоев рождались со склонностью к ментальной магии, окклюменции. И ты также хорошо ей владеешь. Может быть, поэтому так особенно важны для нас обоих те случаи, когда можно не притворяться друг перед другом, отпустить себя - потому что мы с тобой знаем тайны друг друга, знаем всё то, что тщательно скрывается от других. Ведь если я не могу доверять тебе, а ты - мне, то кому тогда можно?

Ты знаешь, что можешь положиться на меня,  что я поддержу тебя, что бы ни случилось, и всегда буду на твоей стороне. И если однажды интересы моей родной семьи разойдутся с твоими, я выберу тебя. И выбрала, когда пришло время: моя сестра была схвачена и отправлена в Азкабан, но я ничем не могла помочь ей. Я думала о тебе. И если на тебе и есть вина перед законом, то на мне не меньше. Да, рассказала я тебе не сразу, но если бы я сказала, ты бы мог запретить. А я (ты же помнишь, что я - Блэк?) не послушала бы тебя и всё равно поступила б по-своему. Прости, Люциус, но иначе... я не могла.
В первый год нашего брака произошло несчастье: я потеряла ребенка. В это время именно ты помог мне вновь ожить, за что я благодарна тебе. Мы сблизились в этот период ещё сильнее, я искренне привязалась к тебе. Эта рана зажила не сразу, но теперь, глядя на нашего маленького сына, я думаю о том случае как о неудавшейся попытке. И я счастлива, когда беру на руки малыша Драко, который, научившись ходить и бегать, доставляет немало хлопот. Он похож на тебя, за что я люблю его ещё больше. Ради только лишь вас двоих я готова на всё - в самом прямом смысле этого слова.

"Я люблю тебя" не просто слова. Они значат, что один человек хочет сделать другого счастливым. Что один стал для другого солнцем, сердцем - жизнью. Что один готов жертвовать для другого тем, что важно для него самого. Иногда - собой. Чаще же всего такого не требуется, хотя жертвовать гордостью, уступая во имя мира, своими интересами, прощать, принимать таким, какой есть, очень не просто. Я поняла, что люблю, когда оказалась на грани потери. Что любила я тебя всегда. Только не знала, что так называется.
В школе у меня был друг, но шансов у него, скажем правду, было мало. Привыкнув видеть в нём друга, я не замечала, что он чувствует ко мне. А ты, возможно, к нему ревновал - ведь мы нередко проводили время вместе. Впрочем, всё это закончилось давно, до нашей свадьбы. И я уверена, что всё сделала правильно. Та история осталась в прошлом. Которое, может быть, ещё напомнит о себе... Но верь мне: ты был и останешься единственным мужчиной, которому я когда-либо принадлежала.

Если меня спросят, почему или за что я люблю тебя, у меня вряд ли получится ответить. Я знаю, что тебе несвойственна жалость, что ты бываешь очень жесток и холоден. И, хотя мы нечасто говорили об этом, знаю, чего требует от тебя служба Тёмному Лорду: я тоже вместе с тобой присутствовала на тех собраниях Пожирателей Смерти, что проходили в мэноре. Ты совсем не похож на образ прекрасного принца из сказок, но я тебя таким никогда и не видела. Эти принцы... слишком однотипны и скучны. Ты сложный, противоречивый, разный: ты можешь хладнокровно произнести страшное тёмное заклинание, и ни один мускул на твоём лице не дрогнет. Но ты также - заботливый отец. Глухой к чужим мольбам, ты чуток и внимателен к близким тебе людям, к тем, кто для тебя важен. Ты наблюдателен, привык подмечать мельчайшие детали, ибо они подчас много рассказывают о человеке, гораздо больше, чем слова. Которые вовсе не главное средство общения между нами. Иногда один взгляд, один осторожный жест заменяют тысячу слов. И за столько лет брака мы научились понимать друг друга, не говоря ни слова.

А знаешь ли ты, чего я боюсь сильнее всего? Твоего равнодушия. Если вдруг случится мне однажды увидеть его в твоих глазах, это убьёт меня. Если у тебя появится другая женщина (а я, даже не зная наверняка, почувствую это, замечу перемену в тебе), я убью её. Потом тебя - потому что вынесу всё, кроме измены, и не смогу тебе её простить. А затем себя - потому что за твою смерть должна расплатиться, и виновный в ней должен быть наказан равносильно вине. Я люблю тебя не потому, что ты превосходишь других мужчин, но потому, что ты... Это ты.
***
Здесь, на самом деле, очень много вариантов их отношений. Мне кажется, они могли подружиться в школе, а их семьи, заметив это, увидели хороший знак и решили заключить союз. Причём договориться об этом могли достаточно рано, а заключить помолвку тогда, когда они станут подходящего возраста. Что, в принципе, довольно типичный случай для английской аристократии, пусть даже и волшебной, они ведь консерваторы.

Отрывок из анкеты (можно прочитать полностью с аккаунта Читателя)

Люциуса Малфоя, старосту факультета, она, конечно же, хорошо знала. У девушки не вызвала удивления новость о грядущей помолвке: Малфои чистокровны, богаты, влиятельны, занимают высокое положение. Нарцисса всегда знала, в чём заключается её долг: выйти замуж во имя укрепления союза между семьями, подарить мужу наследника, быть ему верной женой, надёжной опорой. Чувства здесь были лишними. Уважение, забота, преданность - вот что требовалось, о любви же не было ни слова. И в этом смысле она могла стать идеальной парой ему.
Люциус чем-то напоминал девушке Сигнуса: тоже хладнокровный и властный. Иногда ей казалось, что отцу эмоции вовсе чужды. Порой нечто похожее замечала она и в Люциусе, но на этом сходство с отцом заканчивалось. Она часто уступала, стремясь избежать споров и ссор, что не было просто, но могла и настоять на своём, если нужно, если знала, что права. Ведь именно этого от неё и ждали: быть покладистой, мягкой, терпеливой, весёлой, не показывать огорчения, раздражения, поддерживать и быть "тихим островом" среди бушующих волн. Но порой гордый нрав Блэков проявлял себя, и тогда, не желая мириться с чем-то, она упрямилась, настаивала, просила, используя те женские чары, что действуют даже лучше магии, ибо магию может выявить специальное заклинание, а их обнаружить сложнее, только если знать наверняка.
***
«Он мёртв, Нарцисса. Мы проиграли…»
«Главное, что жив ты, Люциус…» – слёзы текли по лицу, но она не обращала на них внимания. Вернулся. Жив. Никогда таким не видела его: таким бледным, уставшим, измученным. Никогда ещё так не боялась его вновь не увидеть. Его потерять. Может быть, в этот момент женщина впервые осознала, что по-настоящему любит. Несмотря ни на что и вопреки всему. Никогда ещё он не был ей так дорог, как в тот момент, когда она обняла его, пряча слёзы.

«Мне Драко сказал, что ты вернёшься». Смеётся, задыхаясь от слёз. От радости: небо услышало её просьбу.
Она могла бы сказать, что в тот день заново полюбила. Хорошо его зная, вот таким, каким он был, она бы вновь выбрала его. Вновь ответила бы «да».

Вы видите, что здесь большей частью об отношениях Люциуса и Нарциссы, отчасти - кое-что об его характере (то, что мне бы очень хотелось в нём видеть). Его биография, род деятельности, отношение к Нарциссе - на ваше усмотрение. Да, она любит Люциуса, и это уже крепкое, осознанное чувство, не детская влюблённость, но хотите, давайте добавим драмы и устроим ей безответную любовь к супругу, я не против хд А можно сделать и так, что они станут одним из тех редких случаев, когда долг совпадает с любовью...
***Люциус ранее не работал (по крайней мере, официально) нигде, Абраксас был главой одного из отделов ММ. Выбрать род деятельности можете любой, но придётся это как-то учитывать, потому что много других персонажей тоже об этом знает)
Коллекция тёмных артефактов, насколько помню, была в каноне: Драко говорил, что хранится она под гостиной, а ещё Люциус кое-какие артефакты продал Борджину, когда проводились обыски в связи с побегом Сириуса Блэка.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

У меня нет требований к постам, количеству символов - так как я полагаю, что писать надо так, как пишется, как подходит это тебе и персонажу)) Я могу быть спидпостером, могу писать раз в неделю - тут ещё иногда зависит от реала. И если что-то случается в реале и вы не можете писать, то спокойно подожду вас, главное, не пропадайте без предупреждения)
Вообще главное, наверное, чтобы вы любили этого персонажа, хотел играть и развивать его. Хотелось бы написать их историю - с начала и до... это уже, впрочем, как получится, конечной точки тут нет) Я люблю драму, да и персонажи к ней располагают, не видятся они мне такими, которых бы устроил "простой хэппи-энд". На самом деле, здесь всё обсуждаемо: они могли влюбиться друг в дружку в Хогвартсе, и тогда брак по расчету стал ещё и браком по любви. Или, может быть, была безответная любовь, или даже любовный треугольник (или вообще любая фигура хд). Есть только два момента, которые уже упоминались и поэтому неизменны: дата брака - лето 1973, практически сразу по окончании школы Нарциссой, - и потеря ребёнка в первый год брака.
Внешность сменить можно, но хотелось бы сначала как-то обсудить это. У предыдущего игрока был Джейми Кэмпбелл Бауэр, выбор необычный, возможно, для Люциуса, но очень персонажу подходивший)
В общем-то, думаю, нам будет несложно найти компромисс, если это потребуется, я сама по себе очень склонна к нему. Просто приходите) Я очень жду вас)))

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

гостевая, лс (меня проще застать на форуме, чем в тг)

---

Пример поста

Нарцисса позволяет лёгкую улыбку в ответ на слова собеседницы. Слухи чрезвычайно интересны, о да, но доверять им - опасно. В умелых руках они превращаются в смертельное оружие, способное уничтожить любого лучше заклятий. Слухи - как лернейская гидра: пресечь невозможно, голову отрубишь - на её месте две вырастут. А фантазия людей безгранична. Потому Нарцисса предпочитала обо всём составлять собственное мнение. По крайней мере, о вещах важных, имевших значение. На иные же и время тратить не стоило.
Миссис Малфой согласно кивает на слова о писателях и поэтах, эти имена хорошо ей знакомы, как и многие другие. Литературу разных стран читала она, а тех, с кем рядом живёшь, тем более знать надо. Бонна читала вслух певучие, музыкальные стихи Италии, и строки Петрарки впечатывались в память. Они лились дивной мелодией, лаская слух, перенося в то время, когда были написаны, и закрывая глаза, маленькая Блэк мечтала.
Вот ещё опасные люди - писатели и поэты. Их оружие - не волшебство, не посох и не волшебная палочка, не какой-то артефакт. Их оружие - особая магия, заключённая в слове, что ложится на бумагу, выведенное острым пером. И могут они возбуждать души людей, усмирять восстания или наоборот, воодушевлять на сражение одной лишь силой вдохновенного слова. И в мире магии, где слова в буквальном смысле обладают властью созидать и разрушать, где ошибка в произнесённом слове может привести к порой непоправимым последствиям, придавалось всегда большое значение речи, словам, обещаниям, клятвам, обетам. Не потому ли так тщательно следовало их подбирать, так внимательно следить за ними, ибо и проклятие случайное, данное в пылу гнева, сбыться могло, если от сердца шло, если искренним было желание. Не зря Непростительные заклятия самые страшные.
- Теперь уже мне сложно не согласиться с вами, синьора, - Нарцисса отмечает про себя приятную улыбку девушки, манеры, достойные молодой леди, лёгкость и естественность общения, несколько отличающую иностранную гостью - девушка так и искрится, так и смеётся, глядя вокруг обжигающе-темными глазами. - Искусство привлекает нас своим содержанием, и порой сам поиск ответа сам по себе вызывает интерес. Я совершенно согласна с вами и скажу, не отрицая несомненной важности конечной цели, что иногда не столь важен сам результат, сколь процесс его достижения.

К ним подплыл поднос с напитками - домовика, его несшего, заметно и не было. Она взяла один бокал с вином, другой протянув гостье - как если бы хозяйкой в мэноре была, с истинно английской гостеприимностью. В зале царила атмосфера веселья сдержанного, отдававшего чопорностью кое-где, но тем не менее, чувствовалось уже дыхание приближающегося Рождества.
- За Италию и Англию, - предложила Нарцисса, - и знакомство с вами, синьора Кавальканти, - мягко улыбнулась молодая женщина, поднося бокал к губам. Да, неизвестность всегда заманчива, но также и осторожность соблюдать стоит. Первое впечатление обманчивым бывает: и у прекраснейших роз шипы да колючки есть. Итальянка загадкой была, но, пожалуй, из разряда тех, которые не хочется разгадывать до конца. Две девушки были как медлительное анданте и стремительное аллегро - две противоположности, блондинка и брюнетка, но в то же время и сходство было между ними немалым, именно оно позволило встретиться здесь сегодня, свело друг с дружкой среди всего множества собравшихся гостей.
- Не кажется ли вам, что тайны и искусство объединились в создании артефактов? Не тех простых, которые многим доступны, но поистине уникальных и редких, со своей историей и особенностями? Ведь они, можно сказать, воплощение, можно сказать, живой магии в неком предмете.

В Малфой-мэноре коллекция артефактов была обширна, и Нарцисса знала, о чём говорила: она изучала множество книг, связанных с ними и с древней магией, что всегда её интересовало, ибо и родовая магия основана была на ритуалах и заклятиях старинных. Когда же что-то является ещё и семейным делом, то и вовсе невозможно не знать о нём. Она опасалась артефактов и непредсказуемости последствий обращения с ними и часто волновалась, когда супруг отправлялся за ними, и в такие моменты готова была все их ненавидеть за этот риск.
- Мой супруг коллекционирует артефакты, можно сказать, это семейное дело, начатое одним из его предков. - И после краткой паузы спросила как бы к слову: - А что насчёт вашей семьи, синьора? - Каков род занятий её семьи? Нарцисса сделала мысленную пометку - узнать больше о роде Кавальканти. Она отлично знала чистокровные семьи Магической Британии, не только "Священных 28", генеалогию которых когда-то учила чуть не наизусть, однако не все иностранные фамилии были так же хорошо известны. Для неё беседы подобные с танцами схожи были, где партнёры роли знают и фигуры, но лишь этого мало: от умения чувствовать и угадывать другого человека зависит красота танца и удовольствие, от него полученное. Но собеседница намёки легко улавливает, сама в том же духе отвечает, и разговор удовольствие доставляет. Пожалуй, она не ошибётся, если скажет, что у них есть все шансы подружиться. Насколько то возможно в их среде, ибо близких друзей у Нарциссы было не так чтобы много.

НЕЖНО ЛЮБИМАЯ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА

---

Miriam Strout  |  Мириам Страут
"Я буду молиться за тебя, милая, Ты будешь думать, что просто везет."
 
магглорожденная, ок. 29 лет, целительница | Jenna Coleman или Keira Knightley

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Она умела его смешить. Среди сотен других ее достоинств и особенностей. Милых и забавных, и тех, от которых порой он в шутку выл и бился лбом об стол...Она умела его смешить. Как бы не было у него погано на душе. И это станет едва ли не единственным, что сможет он выдавить из себя, чтобы объяснить кому-то...Потому что остальное все уж точно не для них.

Мириам Страут. Его ангел, посланный с небес на эту землю, чтобы не дать ему зачахнуть от тоски и уныния в этой обители недугов и склянок с зельями. Удивительная эта девчонка появилась в госпитале в начале семидесятых. Юная ведьмочка тогда только решила стать целительницей. Сметвик же уже окончил стажировку. Был юн, нахален, самонадеян и неотразим в своем мальчишеском бунтарстве.
Они почти сразу поладили. Не поладить с Мириам совершенно невозможно. И пусть со Сметвиком они, казалось бы, сошлись на почве схожести темпераментов, но с тем же успехом Страут покоряла и самых непробиваемых больничных персонажей, что царапали носами потолки коридоров старого госпиталя. Это был необъяснимый феномен. Эффект Мириам Страут.
Таких людей, как Мириам, мало. А может и вовсе, больше нет. Таких искренних, настоящих и очень родных, словно ты знаешь их целую вечность. Рядом с ними всегда тепло и тебе невольно кажется, что у таких людей всегда все будет хорошо. Иначе просто и быть не может. И когда это оказывается не так, ты готов свернуть горы, чтобы все исправить. Даже если это невозможно. Всем твоим самым разумным доводам суждено осыпаться пылью, когда эти глаза наполняются слезами. Сегодня и всегда отныне.

Она не была похожа на тех девушек, которые обычно ему нравились. Он все больше волочился за длинноногими, волоокими медсестрами, что кокетливо хлопали длинными ресницами. Он красиво ухаживал за ними, включая на полную все свое обаяние, и рассыпался в комплиментах. С ней же он был мил и приветлив, как с какой-нибудь младшей кузиной, но это все было не то.
В ней не было той взрослой, женской грации, она скорее подкупала каким-то своим, еще подростковым очарованием. Но и в них, тех чьи волосы строго зафиксированными идеальными волнами струились по плечам, не было того, что было у Мириам. Что-то в ней восхищало его куда больше, нежели их умудренная жизнью стать и ленивая красота. Тогда он еще не был в нее влюблен. Не был даже очарован, как обычно бывал. Но она становилась ему все более интересной.
Он любил наблюдать за ней. В ее возрасте быть бы ей легкомысленной и влюбленной в эту чертову жизнь без памяти. Но она была личностью куда сложнее.
При всей своей разговорчивости, она надежно хранила свои тайны. Трогательное и добрейшее создание, она была одинока, но в этом одиночестве научилась жить. Научилась ни на кого не полагаться. И дала себе обещание никогда не оглядываться назад. Столь загадочные, прекрасные создания не вырастают из доморощенных принцесс. Не из тех, что произрастают в тепличных условиях под неусыпной опекой родителей. Нет, такие как Мириам вырастают Вопреки. Вопреки чужим планам и любым проискам. Немного обрастают попутно шипами, но стоят тысячи миловидных и постановочно трогательных в своей вымуштрованной застенчивости цветочков, которых обучили складываться в книксен и опускать глазки в нужный момент. Такие как Мириам великолепны в своей решительности и броне. И оттого, когда, сбросив шипы и открывая душу, будь это всего лишь трепом во время ночного дежурства, они протягивают тебе себя на открытой ладони, это стоит всего, что с тобой когда-либо приключалось...

Они со Сметвиком были одинаково неуклюжи в своих попытках быть независимыми от своего прошлого и друг друга.
Он восхищался ей. Остроумной, обаятельной, мудрой и какой-то по-особому доброй. Без этой плещущей через край любви к любому ближнему, случайно оказавшемуся на расстоянии метра. Потрясающей собеседницей и к тому времени уже своей близкой подругой. Чудесной молодой женщиной, наконец.
Он любил наблюдать за ней, смешить ее и сподвигать на глупости, которые, стоит отдать ей должное, она с небольшой порцией формальных возмущений, всегда мгновенно поддерживала. Он любил ее смех и привычку в лицах передразнивать тех, о ком она бралась что-то рассказывать, когда он хохотал до слез. Любил линию ее плеч, горячие руки и ямочки на щеках. И приходил в совершенно детский восторг, когда она делала какие-то милые глупости, которые не принято делать в обществе и не боялась косых взглядов.
Они никогда не ссорились. Только ругались. Почти в шутку. Больше спорили и препирались из-за какой-нибудь ерунды. Или чего-то куда более весомого, что они нарочно превращали в ерунду. Это была часть какой-то исключительно Их игры. Он мог в конце рабочего дня отыскав ее в одной из палат, болтающую с пациентами, бесцеремонно прервать ее беседу. Он ставил ей диагноз: "Острая форма трудоголизма", и несмотря на все протесты, взваливал ее на плечо захватом пожарника, чтобы опустить лишь на лестнице, где она обрушивалась на него колючими своими кулачками и тирадой о том, как это было невежливо. Она любила передразнивать его и греть ледяные свои после улицы руки, запуская их под его джемпер, пока он с литературной руганью извивался в наивной попытке спастись от обжигающих холодом прикосновений.

Гиппократ никогда не был застенчивым. Он скорее был слишком незастенчивым. И дело тут было вовсе не в нерешительности. В своей затянувшейся беспечной юности он не к добру овладел в совершенстве мастерством отпускать близких ему людей. Отпускать быстро привыкаешь. Особенно тех, за кого следовало бы хвататься изо всех сил.
И он снова и снова отпускал Мириам. Так и не решаясь вступить в эту реку во второй раз. Он был убежден, Мириам нужен какой-то хороший и славный парень. И сам же заочно отчаянно его возненавидел задолго до того, как таковой появился на горизонте.
Он упрямился и протестовал всем своим существом, не один месяц ловко уворачиваясь от всех разговоров доброжелателей. И видел ее лицо вместо черно-белых строчек своих книг. С ней сравнивал каждую ведьму, встретившуюся ему случайно, и все они ей уступали. Высокие, статные, те, что заставляют мужчин терять остатки разума, бледнели и сливались с серым этим городом.
Очень долго, уже разбитый однажды, он боялся даже себе признаться в собственной влюбленности в Мириам. Но от одной мысли о ней всякий раз расплывался в теплой улыбке. И тогда она призналась первой.

«И ещё вам пора в третий раз в дурдом, если вы ещё не заметили, что я люблю вас..» ©
Гиппократ давно избегал серьезных отношений. Только если в юности это было похоже на какой-нибудь спешный вальс, еще не лишенный грации. Теперь же Сметвик больше походил на боксера, который уворачивается от ударов, словно одно даже легкое прикосновение может стоить ему жизни. Всякий раз, когда его романы грозили перерасти во что-то серьезное, у него обострялись клаустрофобия и кессонная болезнь разом. Он шутил про «тяжелейшую аллергию на матримониальные отношения». Заверял, что твердо намерен никогда не жениться, а купленное однажды кольцо давным-давно сдал в ломбард, вместе с совестью, трезвостью и остатками здравого смысла.

- Сама эта система оценки людей по универсальным шаблонам их пригодности в быту унизительна! Жена-кухарка, жена-друг, мама, выгодное приобретение...Ровно то же и с мужчинами! Один умеет приколотить полочку в ванной, другой банкир, а у третьего зеленые глаза, которые подходят к новым туфелькам. Я упраздняю эту систему и, вообще, брак! - в запале своей несерьезной бравады он увлекается и повышает голос.
- Твои глаза, кстати, недурственно сочетаются с моими туфельками! – улыбается Страут.
- Я завещаю тебе их после того, как умру в гордом одиночестве. К старости я стану совсем несносен. Пока мои сверстники будут кормить в парке уток в прудах, я буду сидеть на другой скамейке и задирать молодым девчонкам юбки сквозняками из моей волшебной палочки.
Он салютует ей бокалом и хоть прикладываясь к вину заставляет себя замолчать. Словесное недержание его этой ночью приобретает какие-то совсем неприличные масштабы. И завтра, вероятно, осознав все на трезвую голову, он будет с этой же головы рвать волосы. Но он растаял в ее компании и стек в собственный бокал.
Они «отмечали» расставание Мириам с последним ее увлечением. Рыжеволосым аврором, косой сажени в плечах, добродушным и восторженным, словно щенок золотистого ретривера. В мимолетные их встречи, когда Сметвику доводилось перекинуться с ним парой фраз, Гиппократ со своим джентльменским набором из сарказма и черного юморка всякий раз ощущал себя рядом с этой англеоподобной сущностью хтонической тварью из преисподней с чешуйчатыми крыльями.

Целители не терпят слова "врач". Для них это синоним безумца с ножом, не способного исцелять и от беспомощности своей принимающегося резать людей, подобно средневековым врачевателям, увлекавшимся кровопусканиями. Ты часто называешь себя врачом. Но ты, Страут, Целительница куда больше, чем все мы. И не потому, что так написано в твоей трудовой. Пиши администрация госпиталя в этих бумажках правду, добрую половину документов не стоило бы детям показывать. Пока мы латаем раны и недуги, ты не забываешь побеспокоиться еще и о том, кто остается за чертой видимых повреждений. Временами я сам такой же, и сейчас мне кажется, я научился этому у тебя.
И ты спасла Меня. Знаешь, за всей этой бравадой: флиртом с сестрами, бесконечными непродолжительными романами и всеми безумными моими авантюрами, прячется самый обыкновенный трус. Он не так много раз по-настоящему влюблялся. Но всякий раз все это заканчивалось грандиозным его поражением. И этого оказалось достаточно для того, чтобы он совсем стал избегать этой затеи.
Тебя полюбит другой. Тебя нельзя не полюбить. Твой смех, твои глаза. Ты одна в целом свете умеешь Так улыбаться одними глазами. Я первым запру в одной из дальних палат для душевнобольных того, кого не покорит Мириам Страут. Удивительная и непостижимая. Одна на весь этот наш мирок. И совершенно безумна, если при всем этом тебе понадобился я.
Я не верю в то, что для каждого на этой планете есть только одна половинка, но уверен, что существует какая-то статистика, подтверждающая мои мысли. Согласно этой теории, у каждого мужчины есть женщина, лучше которой ему не найти. Им не обязательно быть вместе для этого. Не факт, что он ее достоин, а возможно, он вовсе не смог ее добиться, но у каждого есть та, с которой он сравнивает остальных и которую не в силах забыть. У каждого должна быть своя Мириам Страут.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

"А ты возьми его под крыло, Птица. Не то считай пропал твой рыцарь."
Все что известно о Мириам канону: в 90-х она занималась "долгосрочными" тяжелыми пациентами, с небывалым терпением и трогательной заботой, находя подход к каждому.
Еще была странная история с дьявольскими силками в горшочке, но с ней мы будем разбираться позже)

Мириам и Гиппократ - та самая парочка лучших друзей, о взаимной влюбленности которых очень давно понимают все вокруг, кроме них самих. Вернее, они были такой парочкой лет пять-семь назад. С тех пор, полагаю, успели в полной мере все осознать, еще больше преисполниться светлым и прекрасным чувством…и, не сговариваясь, твердо решили, что должны быть исключительно друзьями.
Эта история длится очень давно, и мне представлялось, что они успели побывать в самых разных состояниях. Долго отрицали свои чувства, боялись разрушить дружбу, пускались в отношения с другими людьми…возможно, пытались встречаться. Отталкивали друг друга и снова притягивались. Ревновали, злились, но всякий раз в самые трудные времена шли неизменно друг к другу за утешением.

У этой истории открытый финал. Я не знаю, нужен ли им хеппиенд, или некой продолжительности роман и болезненное расставание рано или поздно. Или может быть, третье лицо, с которым Мириам найдет свое истинное счастье, а я получу ценный жизненный урок. Я бы предложил, чтобы, пройдя весь этот путь, герои сами приняли какое-то решение. Давайте придумывать и писать это вместе!
Я лично вас готов хоть со свадьбы вашей выкрасть в последний момент, вовремя осознав, каким был идиотом и какую девушку чуть не потерял! Была бы на то ваша готовность подобное играть)
Так или иначе, Гиппократ давно безнадежно влюбился и пропал. Но запросто мог рассудить, что он не особо хорош для серьезных и долгих отношений. Он в последние годы утвердился в мысли, что кроме целительства, в целом уже давно мало для чего в этой жизни пригоден, и словно АнтиМидас, только портит все к чему прикасается. А Мириам нужен какой-то хороший и славный парень. Он пожелал ей его и сам же заочно отчаянно его возненавидел.
Готов быть тайным обожателем, верным вашим рыцарем, лучшим другом, преисполненным житейской мудрости старшим коллегой с нужной долей бытового медицинского цинизма, жилеткой и всем, кем еще только пожелаете. Готов быть бит вашими ухажерами за то, что такого засранца любит такая женщина, а я не ценю. На все готов, только приходите!)

На самом деле, на вас уже есть одна заявка от Андромеды (на нее в свое время приманился я), но на правах влюбленного я решил представить еще и свой взгляд)
В процессе написания я немного разошелся с мисс Тонкс в показаниях, но я, признаться, в этом не вижу большой проблемы. Я убежден, что заявки нужны, чтобы вдохновлять идеями, а не диктовать условия. Поэтому если эта история вам откликается, вы можете сделать Мириам своей. Наделить ее любыми качествами, которые сочтете уместными, написать ей любую другую историю. Происхождение мне так же совершенно не критично.
Внешности также две, потому что ее образ в моем сознании варьируется в диапазоне от очаровательной, гиперактивной и этакой неунывающей «Лу Кларк» - Джены Колман в этом случае (Клара, моя Клара!) до тонкой, чувственной и едва уловимо печальной Киры Найтли (вроде Сесилии из «Искупления»). И, конечно, вы можете предложить кого-то своего. Пусть Мириам станет полностью Вашей)

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

Я аки Истина всегда где-то рядом) Проявляйтесь в гостевой и придумаем, как еще списаться, если будет нужно)

---

Пример поста одного влюбленного оборотня

И улыбка горло дерет и хочется завыть.
Ты ведь знала все наперед. Мне стало можно пить.
Хочешь быть красивой сейчас. И осенью в очках.
Это капли в крышку стучат...Придется жить, а как?
И дальше будут строить, видишь, план...
И город будет совсем сад. И как часы идут мои дела.
Стрелками назад.

Люди вешают друг на друга ярлыки и сами увешаны ими так, что уже ничего не видят. Однажды я сорвал их с себя. Все те, что навешали на меня за долгие семнадцать лет. Разом. С кожей. Но я лишь освободил место для новых.
Я убедился в том, что свобода – миф. Сказочка для восторженных максималистов. Одновременно их Божество и демон-искуситель, подстрекающий бросаться в авантюры и саму преисподнюю. Свободы не существует. Покуда ты живешь среди других людей, будь добр, вести себя так, как того от тебя ждут. Пусть в ничтожных мелочах, но никто не свободен.
Он отступает на пару шагов, убедившись, что она пришла в себя, чтобы попытаться повторить ее подвиг. Его душит больничный, едкий дух, которого здесь уже нет. Но он есть в его голове. Забирается под кожу, пропитывает ненавистным запахом одежду. И следующие секунд десять Кэттермоул больше напоминает восставшего из могилы мертвеца, нежели благородного спасителя юных впечатлительных особ.
- Это не розы, это…неважно – глухо пытается поддержать он беседу и умудряется даже выдать кривенькую улыбку, чтобы придать беспечности своему тону.
Хорош рыцарь! Едва начал оказывать первую помощь и сам готов рухнуть без чувств. Он встречается с ней взглядом и забывает о душной палате, серовато-белом потолке и натужных улыбках, которые, словно розгами, рассекали кожу, оставляя новые раны. Ты бы знала, что сказать, верно?! Ты всегда знала…
Он разглядывает ее, позабыв все приличия. Впервые за вечер, не короткими брошенными «случайно» взглядами, а пристально. Жадно вглядываясь в каждую мелочь, отчаянно запоминая каждый изгиб. Он взял бы свои слова про красные волосы, «которые нравились ему больше» назад. Она прекрасна.
Из груди его невольно вырывается смех, когда она поминает издевательства над котом. Короткий, но почти восторженный смешок. После которого он совершенно неведомым чудом умудряется произнести про себя, а не вслух: Люблю тебя..!
Он не скрывает своего восторженного взора. И это провал, Декстер Кэттермоул! Поражение на всех фронтах. Ты проиграл самому себе, парень. Выстроил за девять лет высоченную стену и теперь, присыпанный ее пылью, стоишь среди ее обломков. Глупо же, вероятно, ты выглядишь… Но глупее будет твое выражение лица, когда закончится этот вечер. Вспомни! Не то, как счастлив был рядом с девочкой в армейских ботинках. Вспомни, как пробовал на вкус стены вашего подвала. Как пытался прогрызть себе ход. Сожрать родной, отчий дом вместе со всеми его обитателями. Вспомни и беги в лес, Чудовище, покуда не опали все лепестки.
- Обращайся, - улыбается он. И восторженный взор его заметно меркнет. От упоминание колдомедицины его и вовсе передергивает, но он усмехается почти естественно и искренне: - Мне никогда не шли их аляповатые халаты.
- Ну хорошо, - вздыхает Хейли. – Вечер начался не лучшим образом, поэтому давай так – ничего раньше не было.
Не лучшим образом, разумеется! – усмехается он. И тут же его усмешка нелепо каменеет.
А Чего Ты Ждал..?
- Как пожелаешь. – внезапно легко соглашается он, сбрасывая нахлынувшее минутой ранее наваждение. И улыбка становится шире. В иступленной, притворной жизнерадостности, в бутафорском веселье. Он почти верит в них сам. И улыбается словно умалишенный, когда в грудной клетке разрывается что-то с оглушающим взрывом. Разлетается сотнями осколков, вонзающихся во все, до чего только могут достать.   
Все, как и было задумано! Верно, Умник?! Все, как ты хотел! - почти вопит кто-то в его голове.
Он слабо усмехается и оглядывается. Он стоит в самом центре слабо высвеченного островка веранды, словно на сцене. Впору раскланяться под громом оваций! Не переставая усмехаться своим мыслям, он отходит еще дальше. Вновь запрыгивает на перила, точно напротив Хейли и вновь устремляет на нее свой взгляд. 
<...>
Чтобы перестать на нее таращится хоть на мгновение, он принимается изучать цветы за своей спиной, обернувшись через плечо. Те самые не_розы, которые кто-то там холит.
- А кто говорил, что они приняли это спокойно?! – улыбается он, не поворачиваясь, словно озорной мальчишка, который гордится удачной своей шалостью. В то время, как все, наконец, повзрослели, умницу и отличник Декстер Кэттермоул обратился во вздорного, непокорного отпрыска. Запоздало и несвоевременно. Но дышится легче. И он смеется.
- Серьезно! Я скучал по вот этому «Декстера в Министры!»…Вкратце: Они это пережили.
По-разному. Она душила меня в своих "утешающих" объятьях первые недели две. Неуклюже гладила по голове, жалея "ее несчастного мальчика", роняя мне на макушку скупые слезинки.
Он же носил невидимый траур по парню с его фотографий, выставленных для публичной гордости. Не заговаривал со мной и не мог заставить себя подать мне руки. Мои родители всегда лучше других умели помогать своим детям почувствовать себя еще большим ничтожеством, чем они себя таковыми считали самостоятельно.
Самое же смешное, я внезапно понял, что стал бы прокаженным при еще десятке раскладов. Если бы не окончил школу на Превосходно, не выбрал бы работу, которой от меня ожидали. Стоило мне нарушить их план, и мой отец справлял бы по мне тот же траур. Возможно, чуть более гневно. Ликантропия была унизительным недугом, но благородной причиной, снимавшей с меня ответственность. И он захлебывался своей беспомощностью. Будь я легкомысленным идиотом, спустившим свои "таланты" в унитаз, он мог бы обрушиться на меня своим праведным гневом, но я был "несчастным мальчиком". За моей спиной была заламывающая руки мать, утирающая горькие слезы, и еще двое его детей, которые в этот ужасный в его жизни период, приняли не его сторону. Я же, оценив все, превратился в ехидного поганца, который лишь провоцировал его. За ужином и за воскресным обедом. Я обжился в его кабинете, каждый вечер с нескрываемым удовольствием уступая ему место в Его кресле, в которое, пересилив себя, он опускался после меня. И в его стиснутых зубах и гробовом молчании за столом было больше правды, чем во всем елее, которым он лакировал меня чертову тучу лет до того.
Я много узнал тогда. О себе и о своей семье. О моих друзьях. Я узнал, Волчонок, что меня тошнит от людской жалости пожалуй еще больше, чем от запаха лекарств. Я внезапно осознал, что не было никогда того Декстера, которого в шутку пророчили в новые Министры. Не существовало отличника и старосты, иначе он не канул бы в небытие под весом обстоятельств. Но здесь и сейчас, даже когда "ничего раньше не было", - усмехается он и вновь встречается с ней взглядом, - я чувствую, что жив. И рад осознать, что я существовал на этом свете с Тобой.

- А ты кажется,  счастлив, что все с родителями так обошлось…  Девчонка с красными волосами оценила бы весь комизм…
- Комизм - соглашается он с налетом философских раздумий в голосе, - Какое удачное слово.
Я бы поднял за него бокал, но мои руки пусты. Руки, голова, тело. Сколько мы здесь, минут двадцать?! Стоит записать в какой-нибудь смехотворный дневник наблюдений, что двадцать минут напускной беззаботности выпотрошили из меня последнее вервольфово нутро. Набейте соломой и сделайте чучело, я когда-то должен был стать важной шишкой, возможно за меня удастся выручить чуточку больше, чем обычно.
Он повторил бы нестройным эхом, с той же бутафорской уверенностью в голосе и второе слово, что относилось к нему. Только вот не произносил его, кажется, никогда. И словно, впервые услышанное, чужеродное, оно не прозвучит правильно. Он непременно произнесет его с каким-нибудь неведомым и ужасным акцентом, перепутает буквы, ударения и потеряет последние крохи выдуманной честности. А вот она, напротив, так бесхитростно права, что где-то невообразимо глубоко это даже внезапно задевает его.
Он заслужил. Всей хлесткой правды, ироничных ноток в ее голосе, вызова в ее горящих глазах. Заработал самым честным образом ее холодности. Самой сомнительной и жуткой своей награды.
И в какой-то такой беспомощной и детской своей обиде они вновь обращаются в тех, прошлых себя. Мифических, юных созданий, вероятнее всего и не существовавших вовсе. Не обраставших никогда грубой, уродливой чешуей новых, «взрослых» неудач и открытий. Сохранивших где-то под бледной кожей на саднящем срезе шестнадцать самых удачных своих годовых колец.

Из них двоих Хейли всегда была лучше. Дексу для того, чтобы поступить правильно требовался ряд рассуждений, и чаще всего они происходили гораздо позже, когда уже был совершен неверный выбор. Она же просто знала, как правильно. Будучи добрее и мудрее, чем десять таких «умников», как он. Но решение в тот последний раз принимал Декстер. Единственно верное решение. Потому что, если однажды он усомнится в этом, все было зря. Потому что очевидно напрасно он уверен в безгрешности своего Волка. Волк внутри него убивал. Всего двоих и горстку чаяний одного волшебного семейства, горели бы последние синим пламенем. Двоих, вот кто был важнее всего. Двое юных влюбленных, и лишь этому нет прощения.
Эта ситуация еще кажется тебе комичной? Когда-нибудь, впав в маразм и старческую сентиментальность, я сделаю ее еще лучше, сознавшись тебе неподалеку от смертного одра во всей этой истории для очистки собственной совести. Вот уж когда мы посмеемся над ней, как никогда прежде!
Они молчат слишком долго. Чем не удачный момент, чтобы вежливо распрощаться и покинуть этот безумный вечер, спасаясь постыдным бегством. Чувство стыда не способно убить, он проверял. Но, кажется, сил на прощания, путанные извинения и уход тоже не осталось. В нем не осталось ничего. На сегодня, на ближайшую неделю и следующие полгода. Он повторил бы сейчас ее шутку с перилами и розарием, но предпочел бы там перезимовать до лучших времен, если таковые существуют в природе.
За все эти годы он стал превосходным лжецом, но рядом с Ней от напускной этой истерики, скомканной наспех из спокойствия и невозмутимого благодушия, ему тошно еще больше, чем от духа врачебных заклятий.
- Это безумие, - признается он тихо, глядя ей в глаза, спасая чахлые остатки правды. И не в силах больше жонглировать козырями из рукавов под бойкий цирковой аккомпанемент, становится в миг будничным и невзрачным. Тенью даже не успешного владельца книжной лавки, а малолетнего Декстера Кэттермоула, которому кроме значка старосты на груди, отличных оценок и хорошо подвешенного языка нечего предъявить миру, чтобы доказать свою уникальность. Мир не особо заинтересован в таких, как он. Им нечего предложить миру, кроме нарядной бутафории. За нею же чаще всего нет ничего стоящего. Уж точно ничего, что стоило бы любить. Спросить бы у Хейли когда-нибудь, что рассмотрела в том павлине она.
- …Довольно. – приободряется он, - В завершение этого восхитительного вечера я отчаянно желаю напиться и решительно отправляюсь грабить местные погреба.
Он спрыгивает с перил и становится меньше, нежели был прежде, чем туда забирался. Красноречие, кажется, однажды сдохнет последним в его потрепанном организме.
- Буду рад предложить Биографу добавить еще пару занимательных пунктов в ее резюме. Ограбим нашего щедрого работодателя!
Его предложение стоило бы сопроводить, хоть сколько-нибудь в этой ситуации эффектным, приглашающим жестом и предложением руки леди, но он почти уверен, что прикосновения Хейли Финч оставят ожоги, словно проклятое серебро в полнолуние. Если не обратят его в камень. Даже не в гранитное изваяние, а в смешного размера, щербатый кусок гравия. Кто знает, быть может, камень из него вышел бы лучше, чем человек?!
Он пройдет мимо нее, избегая ее взгляда. Откроет для нее дверь, не дожидаясь согласия или протестов, и останется там ждать ее решения, изучая не то собственные ботинки, не то медную ручку в собственных бледных пальцах.

МУЖ, С КОТОРЫМ ВСЕ СЛОЖНО

---

François Delacour  |  Франсуа Делакур
Знаешь, я не могу вспомнить последний раз, когда мы целовались... Потому что ты никогда не думаешь, что последний раз это последний раз... Ты думаешь, что будут еще. Ты думаешь, у тебя есть вечность, но это не так.

чистокровный/полукровный, 33 года, владелец винного дела |François Arnaud

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

[indent]Франсуа мечтал. Много мечтал. И уж точно не планировал становиться заменой своего отца. Он много знал о виноделии с самого детства, но в Шармбатоне планировал совсем другое: путешествовать, исследовать, служить в Аврорате, научиться играть на гитаре, поцеловать русалку. И так можно перечислять бесконечно - в его списке дел было все, что угодно, кроме того, кем пришлось стать.
[indent]Когда Шармбатон закончился, должна была начаться взрослая жизнь. Отец обещал лишить Франсуа финансового обеспечения, но ничуть не испугал сына этим. Чмокнув мать на прощание, младший Делакур сбежал исследовать мир, пробегав по нему около двух лет, перебиваясь заработками от возможности к возможности. А когда вернулся во Францию, не спешил здороваться с родителями, сняв квартиру с друзьями в магическом квартале, снова зарабатывая чем придется - да-да, натурщиком Франсуа тоже поработал. В тот период судьба, не то издеваясь, не то решив, что это лучшая ее идея, свела его с Аполлин Леруа. Он был очарован, хотя Аполлин честно предупредила, что она наполовину вейла, ее дар таит опасность, искажающую чувства. Но Франсуа был уверен, что это любовь, самая настоящая. Так и потянулось время встреч, ночей, шуток, отговорок - Франсуа звал Аполлин замуж, Аполлин говорила, что сведет его с ума, он не верил, и снова разговоры повторялись.
[indent]А потом заболел отец. И тогда все изменилось. Делакур вернулся к родителям, у постели отца дал обещание заняться винным делом, которое передавать было больше некому. Франсуа ненавидел самого себя за то, что предает свои мечты, чувствовал, как в душе что-то рвется, когда он состригает длину волос, надевает деловой костюм, принимает дела, перестает отвечать на письма друзей, не появляется в любимом баре. Он отказался от всего, что было у него в той жизни, чтобы не огорчать отца. Вычеркнул он в тот момент из связей и Аполлин, позволив матери подбирать среди знакомых для себя невесту. Но когда умер отец, Аполлин пришла на похороны. И там, у фамильного склепа, среди мраморных ангелов, Франсуа сделал последнюю попытку удержать фею в своей жизни и получил согласие.
[indent]Поначалу все выглядело прекрасно. Но постепенно Франсуа начинал ловить себя на неоправданной злости и сжигающей все вокруг ревности, замечая, как Аполлин посмотрела на другого мужчину, как коснулась его, как улыбнулась. Она прощала ему все ссоры, словно понимая, что Франсуа живет совсем не ту жизнь, какую хочет. Жизнь становилась то лучше, то хуже, Делакур оказался весьма хватким бизнесменом, достигая успехов в деле, но это все было лишь мимолетной радостью. Не стало лучше даже тогда, когда родилась Флер, теперь к ревности по отношению к другим мужчинам прибавилась ревность к собственной дочери.
[indent]Франсуа понимал, что это ненормально. Понимала это и Аполлин. Но когда она заикалась о том, что им следует побыть вдали друг от друга, Франсуа злился еще больше. Почему его любовь превращается в яд рядом с любимой женщиной? В том, что он искренне ее любит, сомневаться не хотелось.
[indent]Апогей был достигнут, Аполлин решительно собралась в командировку в Лондон, Франсуа зло заявил, что она может вернуться туда, где ее не будут ждать, лишившись и мужа, и дочери. Она плакала, горько, но тогда он не мог и не хотел смягчать свои слова - когда же спустя несколько недель после душевной боли пришло странное успокоение, Франсуа с тоской признал, что Аполлин опасна для него, в этом она всегда была права.
[indent]Жизнь покатилась по накатанной. Мать Франсуа решила, что сыну и внучке нужна жена и мать почти сразу же после отъезда Аполлин, но Делакур привык игнорировать подобные разговоры. Он не читал статьи жены, не спрашивал у тестя новостей об Аполлин, не вскрывал письма, которые та писала Флер, передавая их няне для чтения вслух. Но когда партнер предложил открыть представительство фирмы в Британии, Франсуа, не раздумывая, вызвался разведать обстановку на Туманном Альбионе.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

[indent]Эта история не имеет предрешенного конца. Встреча в Британии, к которой Франсуа может уже даже знать о том, что у его жены был короткий любовный роман с британцем, явно не будет полна радости. Но как все обернется можем определить только мы. Что наиграем - все наше. Может, Франсуа научится контролировать свои чувства, может, найдем иной способ, а может и нет. Все в наших руках.
[indent]Аполлин нпс-персонаж, но это никак не сказывается на моей игре, так что не стесняйтесь, приходите, забирайте, делайте так же неписем, в общем, как удобно.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

Начнем с гостевой.

---

Пример поста

[indent]После истории с единорогами прошло больше месяца, вообще-то даже полтора месяца, а Аполлин все еще добивалась понимания, почему глава департамента магических происшествий и катастроф отсутствовал на месте. Женское упрямство полно чудес, журналистское - еще больше. Аполлин с достойным похвалы терпением отказалась на время от подкопа под Каркарова, решив копать под британское Министерство. Конечно, это не очень разумным выглядело, ведь ее могли в случае громкой удачи попросить покинуть Лондон, что ж, раз так, значит, вернется домой к дочери. А пока у нее было время и были возможности напечатать обличающую мистера Нотта статью в непрофессионализме. На кой дракл это было надо Делакур, она сказать не могла. Наверное, болевшее сердце требовало отвлечений, роман с красивым англичанином закончился быстро, влюбиться белокурая дева успела, но прекрасно понимала, что это может ни к чему не вести. И с легкостью, присущей ей, сокрыла все чувства внутри, продолжая блистать и улыбаться, доказывая обманное мнение, что вейлы, даже половинчатые, как красивые бабочки - порхают, а глубоких чувств не испытывают.
[indent]На пути к нужной информации все это время стояла хрупкая фигура секретаря департамента, не дававшая доступа к телу мистера Нотта, да и к самой себе тоже. Отшивала только так, чем начинала сердить француженка. Аполлин до оскорбления и раздражения не опускалась, но в какой-то момент решила, что пора поговорить с мадемуазель Одли вне стен Министерства, возможно, там она будет сговорчивой. Мало ли, стены кабинета могли делать из незнакомой по сути женщину того еще сухаря.
[indent]Благо, чистокровные семьи, особенно состоятельные, были наперечет, и установить адрес обитания Генриетты Одли не составило труда для Аполлин. Августовский день пах преддверием осени, солнце было уже неярким, а небо голубело над самой головой, пространное чувство свободы и смерти странным образом сплетается в желудке. Аполлин подставляет лицо этому дню, нащупывает в кармане своего плаща артефакт одноразового действия - вырубит все защитные заклинания ровно на две минуты, чтобы толкнуть дверь и войти в дом. Но сначала она, конечно, постучит, в надежде, что Генриетта Одли не будет прятаться от нее. Впрочем, надежда была слабой, новорожденной и в чем-то даже бесполезной, а вторгаться в чужие жизни с истинным шармом Аполлин умела, как никто другой.
[indent]Очарование английских пригородов и деревень поразительно, хотя на деле мало чем они отличались от французских. Но лавандовые поля Прованса ничем не напоминали отозревшие свое фруктовые сады и бесконечность хвойных ароматов, которых тут хватает. Делакур, не знавшая, куда аппарировать, не имевшая при себе порт-ключа или приглашения, воспользовалась Ночным рыцарем, поездка была быстрой и полной впечатлений, без которых можно было бы обойтись. И теперь шествует по узким улочкам туда, где проживает Генриетта Одли - путь к ней пересекают мальчишки с мячом, доигрывающие последние дни каникулы, превращая их в праздник накануне начала учебного года. Аполлин со смехом чуть подскакивает и останавливает выставленной ногой мяч, не давая ему укатится в сторону речушки; размахивается и легко бьет по нему, отправляя обратно к мальчишкам. Из соседней пекарни аромат свежей выпечки так и манит задержаться, но у француженки нет фунтов, только галлеоны, и хотя есть способы не остаться без десерта, женщина откладывает это на потом - после разговора с мисс Одли.
[indent]Предсказуемо, ей не открывают, словно не слышат. Может и так, старый дверной молоток изжил себя, но маги так консервативны, от этого не избавиться. Аполлин так и не убедила Франсуа в необходимости поддаться прогрессу, и только когда маленькая Флер простудилась, как и любой ребенок склонный к этому в малом возрасте, муж пошел навстречу, поддавшись некоторым ухищрениям.
[indent]Артефакт срабатывает легким прикосновением руки. Аполлин медлит, опасаясь отдачи, ведь он мог оказаться бракованным, как и все, купленное в самых неподходящих местах. Но ей везет сегодня, журналистка беспрепятственно переступает порог чужого дома, осматривается, выжидая появления хоть кого-то. Домовик не обманывает надежд. Аполлин напрягается, опасаясь того, что слуга во имя хозяина пойдет на принудительное изгнание непрошенной гостьи, но тот лишь кивает, приглашая следовать за собой.
[indent]Как интересно.
[indent]Такого Делакур уж точно не ждала.
[indent]Домовик ведет ее не в гостиную, а в сад, где в окружении идеальной работы садовника восседает сама мисс Одли. Выглядит она правда достаточно грустно, кажется, сменила цвет волос, запавшие глаза и чувство полной тоски, исходящие от женщины, пока вызывают лишь озадаченность.
[indent]- Мисс Одли, я Аполлин Делакур, вы меня должны помнить, - несмотря на наглость, француженка не садится без приглашения. Но не удерживается от прямолинейного вопроса: - У вас кто-то умер?